— Это тоже одна из причин нашей встречи, — бесстрастно прокомментировала произошедшее Ольха. — Наша юная подруга полюбила человека. Может, оно и хорошо, но я для того так долго рассказывала вам нашу историю, чтобы стал понятен опрометчивый шаг Айны. По нашим меркам она очень юна. Ей всего пятьдесят лет, мы же живем не в пример дольше многих существ, и не только тех, кто бегает или ползает по земле.

— Так что ты хочешь? — осторожно спросил начавший догадываться о продолжении разговора Аким.

— Тебе и самому ведомо, — отпарировала Ольха, слегка прищурившись. На лице ее появилась грустная улыбка,

Вилия проводила взглядом художника, который, подняв свою возлюбленную на руки, понес ее к широкой скамье, стоявшей у стены. Дева, крепко обхватив мужчину за шею, что-то тихо шептала ему на ухо.

— Мне-то что, — повел плечами старейшина, он лукавил: судьба хозяина хутора ему не была безразлична, но торг есть торг. — Если вреда не будет, то пускай милуются. Однако, как бы то ни было, но я отвечаю за него перед родом. Для многих он человек пропащий, не от мира сего. Может, ему с девой будет хорошо. Да только жаль парня, ежели что с ним случится. Все-таки он наш, ламбушский.

Филипп, не слыша слов про себя, продолжал обнимать Айну. Глупая радостная улыбка не сходила с его лица. Остальные люди оторопело пялились на милующуюся парочку. Глаза Ольхи грозно резанули по спокойно-расслабленному старейшине, в голосе ее зазвучали низкие ноты:

— Боярин, ты хочешь сказать, что не возражаешь против выбора своего подданного и, как я понимаю, тебе безразлична его судьба?

— Мне не безразлична ничья судьба, — отчеканил в ответ Аким, — но я никогда и никого не лишаю права выбора. В том случае, если это не затрагивает интересы рода. В этом же случае вся лесная любовь-морковь касается только одного. Может, двоих.

— Под вторым ты подразумеваешь Айну?

— Давай не будем спорить, — примирительно произнес Басанов, — спроси их сама.

Ольха, не веря услышанному, посмотрела на собеседника. Такое поведение не укладывалось в ее представление. Теперь все сидящие в комнате ожидающе смотрели на нее. Даже влюбленные, прекратив обниматься, повернулись к грозной лесной деве. Та, решившись, протянула руку в направлении сородича и издала протяжный мелодичный звон. Звенящими колокольчиками рассыпался ответ Айны. Безвольно вытянутая рука упала на колено. Ольха посмотрела на Акима и столкнулась с понимающим взглядом старейшины.

— Наверное, ты прав. Она хочет остаться здесь. — Слова давались вилии с трудом. — Я не стану удерживать ее в своем кругу, но предупреждаю: ответственность за нее с этой минуты будешь нести ты — боярин Аким Басанов, хранитель заповедных камней. Заклинаю тебя именем Создателя сущего и налагаю на тебя заботу о Деве по имени Айна.

Лесная дева откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. Неспешно вставший Аким подошел к ней и мягко положил ладонь на загорелое плечо.

— Даст бог, все будет хорошо, — тихо пробормотал он и громко произнес: — Я принимаю заботу об Айне на себя и мой род. Клянусь в этом перед Богом и при свидетелях.

Ольха, подняв голову, открыла глаза. Возвышающийся над ней старейшина ждал ответа.

— Подтверждаю клятву. — Вилия с вызовом подняла голову еще выше, чтобы заглянуть в глаза человека, но проникнуть в затаенные глубины сознания старейшины так и не смогла.

— Эй-эй, — внезапно подал голос Силантий. — Так у нас сегодня свадьба намечается? Тады я стол накрываю. Эй, жених, где у тебя припасы хранятся? Гулять будем!

Аким и Ольха с облегчением рассмеялись.

Сессия сдана! Осталось рассчитаться с институтом и со спокойной совестью ехать отдыхать. С местом отдыха тоже проблем нет. После захватывающей поездки в деревню и приключений, что выпали Никите, сомнений в маршруте не возникало. Дедовская «ока» застоялась во дворе. Каждый раз, когда он проходил мимо, маленькая машина жалобно смотрела на шествующего пешком студента квадратами фар, упрекая в своей неподвижности. Ведь вокруг большой город, постоянно слышен шум других машин, и погода стоит самая «гулятельная», а хозяину кататься некогда!

Домовой Кеша, врученный бабкой, обнаглел от вольготной жизни и ни на какие каникулы не собирался. Он сошелся с местными домовыми и даже умудрился вступить в левый кооператив, занимающийся жилищно-коммунальными услугами. Постоянно мотаясь по своим делам, Кеша стал просто неуловим, но Басанову его заботы были как-то побоку. Пускай бегает, и без него можно отдохнуть и расслабиться. Хотя бы так, как это Никита делал сейчас, — лежа на диване перед телевизором.

По ящику показывали новости. Все как обычно. Президент ездит по стране и обещает то, что хотят от него слышать. За рубежами нашей неблагополучной страны благополучно загнивает капитализм. В моде прокладки, памперсы и пиво. Депутаты авральным способом штампуют законы и сразу же их отменяют. Народ бедствует, власть имущие — богатеют. Ничего нового. Хотя...

На экране возник знакомый пейзаж. Молодая журналистка на берегу неестественно голубого озера, за ее спиной — родная Ламбушка.

— Экономический феномен в российской глубинке, — звучит голос за кадром. — Шведский социализм на карельской земле.

Замелькали кадры с видами деревни. Дома, сады, теплицы, звероферма, коптильни и прочее. Зазвучали торжественные дифирамбы успехам крестьян и умелому руководству республики. Все снято в ярких красках, этакий лубочный сюжет. На передний план выдвинулась заплывшая жиром красная рожа главы администрации района.

— Секрет нашего хозяйствования прост, — делая умное лицо, заявил он, — не воруем и водку не пьем, а остальное само приложится.

Камера наехала на группу селян, с интересом смотревших на съемки и приветливо скалящихся в объектив. Заставка, и пошел другой сюжет.

В шкафу завозился Кеша. Высунув из-за дверки нос, он глубокомысленно заметил:

— Вот и знамение пришло. Значит, пора тебе в деревню ехать.

Только вот сразу ехать не получилось. Каждый раз, когда Никита собирался с облегчением вздохнуть и начинал паковать вещи, возникали новые проблемы. Вроде несущественные, но отнимающие уйму времени. В такой бестолковой суете пролетела неделя.

«Все. Завтра еду, и провались оно все пропадом», — с такой оптимистичной мыслью он завалился спать.

Протяжный и настойчивый звонок прервал захватывающий яркий сон. Стрелки на часах застыли на неподобающей для пробуждения цифре пять. Какому идиоту не спится? Одеяло как бы само заползло на голову, заглушая беснующиеся в коридоре трели.

Легкий шелест шагов прервался возле кровати. Сон отступил на задний план. Уж кого-кого, но домового хозяйские гости не интересовали никогда. Ну почти никогда. Следуя давней традиции, Кеша не лез на глаза и тем более не встречал в дверях посетителей. Единственное, чем негласно он подчеркивал свое присутствие, так это мелкими пакостями в отношении неугодных ему гостей. Да и то результаты подрывной деятельности проявлялись за пределами квартиры в виде отлетевших каблуков или прогрызенных карманов. А тут...