А Эммет рассмеялся. Я открыла глаза и недоуменно взглянула на него.

– Мерси, тебе нечего бояться бледной мрази!

– Что с тобой? – удивилась я, но Эммет не ответил. Он обратился к Фритьофу:

– Валяй. Обуздай ее. Давай уже, мы ждем.

Фритьоф уронил руки, и Эммет отпустил меня. Шагнул к Фритьофу, схватил ведьмака за шкирку и поднял в воздух.

– Они не могут обуздать тебя, иначе они бы это уже сделали, – констатировал Эммет.

Он бросил Фритьофа, и тот рухнул на землю.

А я взорвалась. С кончиков моих пальцев слетели красные струи, достигли Фритьофа и замкнули круг вокруг ведьмака. Фритьоф расставил руки, пытаясь потушить пламя, но огонь уже пылал сплошной завесой.

– Ты хотел обмануть меня, чтобы я сама отреклась от своего ребенка?

Я едва узнала свой голос. Это последнее предательство, но больше такого не повторится. Якоря настолько обезумели от страха, что решили одурачить меня, заставить меня убить моего сына. Я мечтала спалить Фритьофа дотла, чтобы его боль ощутил каждый из якорей, вставших у меня на пути. Я понимала, что способна на такое, если пожелаю, но рассудок сказал мне, что грань еще нуждается в якорях. Значит, я не стану причинять им вред. Не стану мстить.

Потрясающе, но Фритьоф побледнел еще сильнее. У него почернели глаза и раздулись ноздри. На верхней губе выступил пот. Ведьмак перепугался, что в следующую секунду увидит не только собственный бесславный финал, но и конец долгой линии перерождений. И я поняла, что самым мучительным для него будет знание, что его другая половина навеки останется в одиночестве.

– А ты везунчик, – заметила я, притушила пожар и отправила ублюдка в полет до самой Швеции.

А потом протянула руку Эммету.

– Хочу домой, – сказала я.

– Конечно, – ответил он.

Я закрыла глаза, вообразила семейный особняк Тейлоров и внезапно ощутила чудовищную боль. Каждое нервное окончание в моем теле словно пылало. Эммет вновь подхватил меня. Я стиснула рот, чтобы не заорать, но мне казалось, что из меня вытаскивают внутренности. По моему телу начала стекать тонкая струйка. Я ощутила медный запах крови раньше, чем увидела ее. Но хуже всего было другое – яркое пятно, которое расплывалось на моем платье. Похоже, якоря действительно намеревались убить моего ребенка.

Паниковать нельзя. Надо соображать головой. Единственная надежда – добраться до дома и найти Эллен. Она меня исцелит. Поможет мне сражаться. От боли я едва не потеряла сознание, но в ужасе увидела кровь, стекающую по предплечью Эммета. И поняла, что так крепко в него вцепилась, что проткнула ему кожу ногтями. Очередной приступ боли едва не выбил у меня почву из-под ног, но Эммет взял меня за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.

– Мерси, не сдавайся. Не позволяй им, сопротивляйся!

– Я пытаюсь! – прохрипела я.

Я действительно пыталась. Я боролась, отталкивая магию враждебных якорей. Короткая передышка позволила мне задуматься, как же они могут делать со мной такое. Неужели грань разрешила им брать энергию, чтобы погубить Колина? Но ведь грань меня избрала! Я была уверена, что она хочет помочь мне вырастить сына. Почему она бросила меня и предала? Я уткнулась лицом в плечо Эммета и завыла.

– Сосредоточься, Мерси. Ты перенесешь нас обратно в Саванну. Мы должны быть с твоей семьей.

Эммет озвучил три факта, которые несколько минут назад уже впечатались в мое сознание, но мой разум съежился и превратился в крохотный островок в безбрежном море ужаса и страдания.

– Ради Колина, Мерси! Ты ему нужна. Ему нужна его мать!

Слово «мать» щелкнуло во мне, будто волшебный ключ. Соединило меня с детородным инстинктом всех женщин – всех матерей мира.

– Я смогу, – прошептала я, судорожно дыша в промежутках между атаками боли, ослабившими мою магию. – Но это заберет у меня силу, а ведь надо еще отбиваться. Я не сумею перенести нас обоих.

– Тогда отправляйся одна. Быстрее. Я вернусь следом, так быстро, как только смогу.

Он поцеловал меня в макушку.

– Помни, я люблю тебя, Мерси.

Мне хотелось ответить ему, но у меня пересохло во рту. Я сглотнула и снова зажмурилась. Постаралась заблокировать боль, насколько получится, но всю дорогу до Саванны вопила, как безумная.

Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на полу своей комнаты, в считаных дюймах от места, где вместе с кровью выплеснулась жизнь Тига. Кровь взывает к крови, невольно возникла в моем мозгу мысль – прямо в промежутках между судорогами. Отошли воды, и начались схватки.

– Эллен! – закричала я.

Сперва я подумала, что спальня завибрировала из-за магии, но, когда в комнату ворвалась Айрис, я поняла, что просто умираю. Айрис рухнула на колени рядом со мной. И принялась громко звать Эллен.

– Боже! – воскликнула тетя Эллен, появившись на пороге.

Она кинулась ко мне и бережно обняла меня за плечи. Расслабление. Прохлада. Боль начала стихать.

– Они хотели убить Колина, – прошептала я, хватая Айрис за руку.

– Кто, милая? Скажи, я заставлю их остановиться.

Я пыталась говорить, но они проламывались сквозь стену целительской магии Эллен.

– Якоря, – гневно выдохнула я.

– Якоря? – повторила Айрис.

Но я не ответила – комната расплылась и потускнела. Внезапно до меня донеслась тяжелая мужская поступь на лестнице и в коридоре.

– Что-то нехорошее с Оливером, – услышала я встревоженный голос Адама.

Он вбежал в спальню, вырвав меня из бессознательного состояния. Я ухитрилась повернуть голову, и Адам оказался в поле моего меркнущего зрения.

– Мы были в саду, – продолжил Адам, даже не обратив внимания на странную сцену, представшую его глазам. – Мирно разговаривали. Он упал. А потом…

Адама трясло. У него на руках лежал старик в одежде моего дяди.

– Я занята, – произнесла Эллен, и ее прекрасное лицо склонилось надо мной.

Эллен была очень испугана. Мне хотелось утешить ее. Еще одна схватка, и в мире не осталось ничего, кроме боли.

Когда волна боли спала, я услышала голос, в котором прозвучали знакомые с детства интонации:

– Положи меня рядом с Мерси.

Сухой и хриплый стариковский голос.

Кто-то дотронулся до моих пальцев холодной и морщинистой рукой. Я посмотрела в тусклые глаза, которые раньше были яркими и блестящими.

– Дядя Оливер?

– Да, Конфетка, это я, – кивнул старик.

Адам опустился на колени, придерживая Оливера. Казалось, что без поддержки друга дядя Оливер вообще не способен пошевелиться.