– Но эти места…

Я вспомнила гигантские монументы, которые мелькали в моей памяти.

– …между их постройкой интервалы в сотни лет!

– И расстояния в тысячи миль! – согласился ведьмак. – Но, Мерси, ведь у твоего разума нет проблем осознать элементарный факт, что все эти сооружения находятся на разных континентах, верно? Так и у Древних никогда не возникает никаких проблем с временным потоком. Почему? Я дам тебе ответ. Древние существуют вне измерения, в котором мы воспринимаем время, как линейное. Связанные этой координатой, мы не способны осмыслить машину, как единое целое, функционирующее постоянно. Например, если рассматривать отдельный участок нашей временной линии, мы поймем, что определенная часть машины работает в прошлом, а другая качает энергию в будущем. Но, к сожалению, мы в состоянии осознать ее лишь тогда, когда она включится. Тот образ, который восприняло твое подсознание, – момент, когда наша планета могла быть уничтожена. Он трансцендентен истории, а значит, он есть в прошлом, в будущем…

– И в настоящем, – перебила я Лунда.

Фритьоф удовлетворенно кивнул.

– Но зачем ведьмы участвовали в создании машины? Это равнозначно самоубийству.

– Находившиеся в верхних эшелонах, которых вывели с наибольшей концентрацией «чистой» крови Древних, строили машину, понимая, что их планета испустит дух. Они мнили себя избранными и отринули тела своих матерей. На Земле высшим эшелоном стали ведьмы, соединившие в себе мудрость фейри и практическую хватку людей, взяв под контроль непостоянство и изменчивость, присущие фейри.

А Древние и сейчас распространяются во вселенной, как вирус, ищут миры, подходящие для завоевания. В прошлом они решили построить машину, высосав из Земли всю жизненную энергию, а затем отправиться на поиск других планет для их последующей переработки.

– Получается, что этот цикл должен был повторяться вечно, распространяясь в будущее и прошлое, но на Земле ведьмы создали грань.

Фритьоф взял меня за руки.

– Молодец, Мерси! Мы так хотели, чтобы ты продемонстрировала свою преданность! Не забудь, нам необходимо, чтобы ты присоединилась к нам и выполняла миссию якоря, оберегая грань, которая тоже будет защищать нас.

– Я ничего другого делать не собиралась, – заявила я.

Только что я услышала невероятные и противоречивые сказки, однако мне недоставало одной вещи – реальных доказательств. Я сравнила версию Гудрун с тем, что поведал мне странный швед. Я и понятия не имела, лукавит ли он. Но я подозревала, что мне изложили лишь основы, сдобренные выдумкой. Несомненно, Фритьоф обелил истинную историю и изложил мне благочестивую байку. Но нутро подсказывало мне, что в принципе его рассказ верен. Кроме того, я понимала, что Гудрун – чудовище, хотя бы потому, что она водила дружбу с самыми настоящими монстрами.

Держа меня за руки, Фритьоф склонил голову.

– Я рад слышать это. Поскольку ты выразила стремление сохранить грань, теперь мы должны поговорить о твоей матери.

– Что насчет нее? – спросила я.

Похоже, предыдущая беседа была боевой подготовкой. Теперь ведьмак приступил к самому главному. Я высвободилась и невольно напряглась.

Мы синхронно повернулись, когда до нас донесся звук автомобиля, съезжающего с дороги. Семейный пикап припарковался на гравиевой стоянке. С заднего сиденья выскочил мальчишка лет восьми, максимум десяти. Пухлый и невысокий, в больших очках с толстыми стеклами и в сине-желтой рубашке в горизонтальную полоску, которая подчеркивала его телосложение.

Он ринулся к нам.

– Митчелл, я же тебе говорила, подожди, пока я сестру твою из машины не вытащу! – донесся голос его матери.

Мальчишка принялся зачарованно глазеть на плиты, но в конце концов уныло побрел обратно к пикапу.

– Мама, но они же совсем близко!

– Сюда, да поживей! – крикнула его мать, вылезая из салона и открывая заднюю дверцу. – Иначе мы сейчас же поедем домой!

Паренек сложил руки на груди и топнул ногой, но решил не возражать. Было смешно смотреть на унылое выражение его физиономии, пока его бедная мать возилась с застежками и ремнями детского кресла. Митчелл мне понравился.

– Наконец-то, – произнес он, громко вздохнув, когда мать вытащила из креслица малышку, одетую во все розовое, и привалила ее к бедру.

– Памятник закрыт и находится на обслуживании! – крикнул им Фритьоф.

– Ой! – воскликнула женщина. – Мы от самой Атланты ехали. Можем мы побыть здесь пару минут и хотя бы сделать фотографии?

Ее сын едва не расплакался. Я толкнула Фритьофа в плечо и приблизилась к женщине.

– Милости просим, – произнесла я. – Оставайтесь, сколько пожелаете.

Женщина бросила на меня взгляд, в котором читались благодарность и облегчение. Она, конечно, поняла, что я – будущая мать, которая готова нарушить правила, чтобы избавить ее от двухчасовой обратной дороги, омраченной капризами разочарованного сына.

И вручила мальчишке мобильный.

– Ладно, давай, – обратилась она к Митчеллу и улыбнулась мне. Ребенок побежал к монументу и принялся фотографировать.

– Если честно, я даже не представляю, откуда он про это место узнал, – проговорила женщина, придерживая милую маленькую девочку, которая начала просыпаться. Девчушка поглядела на меня и уткнулась матери в грудь. – У нее сейчас возраст стеснительности, а у него…

Она показала на сына.

– …ну, у Митчелла… – добавила она и пожала плечами, мол, что еще сказать, но в ее глазах светилась любовь.

– Большое вам спасибо! Я пообещала Митчеллу, что если у него будут высокие баллы, то мы сюда поедем.

– Не стоит благодарностей, – ответила я и покосилась на Фритьофа, который нацепил темные очки.

Неестественно бледный швед, по крайней мере, скрыл самые пугающие черты своего лица. Однако мне можно было не волноваться по поводу реакции женщины на Фритьофа. Она успевала следить за сыном и молчаливо восхищаться Эмметом, который огибал гранитные плиты Скрижалей.

– Ого! – тихо произнесла она, приподняв брови, когда Эммет подошел ближе. – Ваш? – поинтересовалась она у меня заговорщическим тоном.

Эммет усмехнулся.

– Еще бы! – проговорил он и повторил: – Еще бы.

И уставился на меня своими темными глазищами. Взгляд Эммета сказал мне больше, чем все его предыдущие речи. Он будет настойчив, терпелив и никуда не сбежит. Он будет моим мужем и отцом моему ребенку, для него это уже решено. Хотя я внутренне и взбунтовалась против того, чтобы напрочь откинуть мысли о Питере, крохотная часть моего сердца растаяла и согласилась принять Эммета.

– Разве он не чудо? – спросила женщина, качая головой.