когда императорская семья сбежала. Я читаю о более поздних временах, когда они жили в Швейцарии, а потом в Португалии. Пока я не нашла ничего о драгоценностях, но знаю, что они остро нуждались в деньгах и продавали все, что только можно. — Бек снова надевает на нос очки и возвращается к чтению. — Должна тебя предупредить, что у Винклера слегка витиеватый стиль.

Если не сказать — высокопарный. «Доблестный труд», «благородные стремления», продолжение «славных традиций несметного числа отважных поколений», связанных «нерасторжимыми узами крови». Текст начинает расплываться у Деборы перед глазами. Она встряхивается. Показать, что ей скучно, нельзя, но Дебора всегда была нерадивой ученицей.

Глава начинается с описания относительно спокойной жизни венценосной семьи в Лаксенбурге в Австрии, в то время как империя вокруг рушилась. В шесть утра месса, затем завтрак из мяса и минеральной воды, после чего император отбывал в штаб армии в Бадене и возвращался на обед к супруге и их — в то время — пятерым детям. Винклер продолжает приводить распорядок дня императора — в этом месте кто-то приписал в жирных скобках: «Тоска зеленая! Тыры-пыры… Тут я сокращаю. Если мучаешься бессонницей — только свистни, и я переведу тебе эту часть полностью!»

Дебора пролистывает страницы и видит другие примечания в скобках, смайлики и шутки («Короче, кайзер заваливается в бар…»). Мать улыбается Бек.

— Что тебя так обрадовало?

Дебора протягивает дочери лист.

— Кто этот весельчак?

— Кто-кто… Да никто. Кристиан, переводчик. Читай дальше.

И она читает. Узнает об обретении Чехией независимости, о падении Болгарии, о подписании Народного манифеста, в результате которого Австро-Венгерская империя превратилась в федерацию национальных государств. Наконец Дебора доходит до длинной части, в которой Винклер цитирует рассказ императрицы об осени, предшествующей распаду империи. В отличие от автора книги, императрица говорит четко и без прикрас. Ее повествование захватывает Дебору.

Один эпизод особенно увлекателен. Императрица Цита описывает дни, последовавшие за революцией в Будапеште. Когда она и ее супруг поехали в Вену, то оставили детей в Гёдёллё в Венгрии, недалеко от столицы. Они были уверены, что отпрыски будут там в безопасности, — обстановка в Вене казалась им более тревожной.

Однажды ночью революционеры ворвались во дворец в Гёдёллё. Цита проснулась от телефонного звонка из Будапешта. Она разбудила мужа, и тот в панике поднялся. Не успел он еще полностью прийти в себя после сна, не успел узнать о начавшемся в Венгрии восстании, как спросил: «Что-то с детьми?» Цита кусала костяшки пальцев, слушая реплики мужа, которого генерал посвящал в подробности произошедшего в Венгрии.

Дебора уже собирается пролистать вперед, заинтересованная, удалось маленьким Габсбургам выжить или нет, когда замечает сноску: «Через четыре дня после того, как в Будапеште разразилась революция, 3 ноября, дети были тайно вывезены в Вену преданной няней, юной рыжеволосой красавицей, которая благородно рисковала жизнью, чтобы в целости и сохранности доставить сыновей и дочь императорской четы к родителям».

Дебора стучит Бек по ноге.

— Рыжие волосы.

Бек поднимает брови. Дебора читает вслух сноску и для выразительности тыкает пальцем в бумагу.

— Винклер говорит, что няня, спасшая детей императора, была «юной рыжеволосой красавицей».

Бек все так же смотрит на мать, словно они напрасно теряют время.

— Это Флора.

Бек берет в руки лист и читает сноску сама.

— Хелен когда-нибудь рассказывала, чем занималась Флора до ее рождения?

Дебора качает головой.

— Но известно, что у нее были огненно-рыжие волосы. Если это действительно Флора и она спасла отпрысков Габсбургов…

Бек снимает очки и улыбается.

— Император мог подарить ей алмаз в знак благодарности.

Четырнадцать

Бек еще не успевает рассказать брату и сестре о рыжеволосой няне и даже изложить свою гипотезу Тому, когда тот останавливает ее в коридоре офиса, чтобы поговорить о ее отце.

— Он пошел вразнос. — Том сует Бек в руки утреннюю газету. На первой полосе Кенни цитирует дневник Хелен, который якобы доказывает, что она обещала ему алмаз «Флорентиец».

— Зачем они это печатают? Слепому видно, что это полная туфта.

— Ты накопала на него что-нибудь?

— Понимаешь… — мнется Бек. — А другого способа нет? Просто для моей мамы все это очень тяжело. Они ведь даже не разведены. Боюсь, попытки опозорить Кенни только усугубят ситуацию.

Том щелкает пальцами.

— Развод. Насколько твой отец падок на деньги?

— Я бы сказала, весьма и весьма.

— Оформим это как урегулирование отношений, подбросим ему деньжат и заставим подписать обязательство не общаться с прессой по поводу нашего дела.

— Стоит попробовать. У нас есть пятнадцать тысяч долларов от… — Бек замолкает. Тому необязательно знать, что Виктор продал бриллианты Хелен. — Короче, мы можем предложить ему пятнадцать тысяч.

— Это все, что у вас есть?

Бек думает о броши, хранящейся в тумбочке, о нескольких тысячах, припрятанных в банках из-под кофе и в саше с сухими духами.

— Я, вероятно, могу добыть чуть больше, но давай попробуем уложиться в пятнадцать. Думаю, он не откажется. Свяжусь с ним сегодня.

— Нет. — Том хватает ее за руку, но тут же отпускает. — Лучше, если предложение будет исходить от меня.

Как обычно, ее первое побуждение — возмутиться. Она сама способна справиться с собственным отцом и не нуждается в помощи мужчины, тем более своего бывшего. Но потом Бек представляет, как Кенни съеживается под натиском Тома, и желание сопротивляться улетучивается.

Ей не суждено узнать, что сказал Том Кенни, но дело улаживается очень быстро. На следующей неделе, когда она встречает Тома в коридоре, тот мимоходом замечает:

— Все улажено. — И на этом проблема с Кенни Миллером закрыта. Конец приходит и пятнадцатитысячной заначке Миллеров, полученной от продажи бриллиантов.

В начале августа Бек и Том присоединяются к другим сторонам тяжбы на заседании суда, рассматривающем заявления о продлении сроков досудебного представления доказательств, которые все подписывали. Как и ожидалось, судья Риччи отклоняет ходатайства о снятии ареста с алмаза. Она также отклоняет заявления сторон с просьбой отложить суд. Пока судья зачитывает свое решение, Бек сидит рядом с Томом.

— Ваша честь, — возражает один из австрийских юристов. — Все наши свидетели и специалисты находятся за океаном. У нас нет возможности в течение девяноста дней привезти их сюда для дачи показаний.

— Насколько мне известно, перелет из Европы в Соединенные Штаты занимает десять часов, — отвечает судья.

— Ваша честь, — встает представитель итальянцев. Бек узнает его имя: он был среди тех, от кого три месяца назад она получила письмо. — Мы настаиваем на разрешении получить доступ к бриллианту, чтобы наши эксперты могли его изучить.

— Вы сомневаетесь в заключении Международного геммологического общества? — спрашивает судья.

— Мы только считаем благоразумным, чтобы наши специалисты подтвердили, что это действительно алмаз «Флорентиец», прежде чем досудебное разбирательство продолжится.

— И мы тоже, — вставляет юрист Габсбургов. —