— Не говори «гоп», — буркнул Червоный. — Пока действуем так. Дальше по обстоятельствам. Пошли, ребята. Со мной кто?

Не знаю, зачем шагнул вперед. Но Данила даже не отметил это и не оценил, хотя не думаю, что в тот момент мне вообще нужна была оценка. Просто вдруг остро захотелось быть причастным к чему-то важному. А важное — там, где Червоный.

Выбравшись на мартовский мороз, Червоный, Лютый, Ворон и один из литовцев, которому подошла шинель крупного сержанта, на миг остановились.

Суматоха около «политического» барака наверняка не осталась без внимания, и точно: прожектор с ближайшей вышки светил в нашу сторону. Червоный, стараясь держаться к свету боком и надвинув солдатскую шапку глубоко на уши, махнул рукой, чтобы дать понять — все в порядке. Тем временем Лютый и Ворон вели под конвоем троих зеков — якобы виновников ночного ЧП. Небольшая процессия двинулась, скрипя снегом, в сторону кирпичной двухэтажки — оплота лагерной администрации. Прожектор проводил ее, и в этот момент я с еще несколькими заключенными выскользнул из барака, стараясь сразу скользнуть за стену и прижаться к ней, чтобы спрятаться от света.

На ночной лагерь снова спустилась тишина. Луч прожектора переместился в центр плаца, расположенного неподалеку. Это стало для всех определенной командой: Червоный и Лютый мгновенно отделились от группы, к ним примкнули заключенные, готовые действовать немедленно, и я оказался среди них. Еще несколько человек присоединились к Ворону и Томасу. Одноглазому без всяких возражений отдали автомат, второй взял бандеровец. Передвигаясь в темноте быстро и стараясь даже не скрипеть снегом, все группы рассредоточились по лагерю, каждая — в своем, определенном командиром направлении.

Все-таки наши темные фигуры были заметны на общем белом заснеженном фоне. И если часовые на вышках не обратили на наши перемещения внимания, это можно объяснить тем, что в ту ночь карты легли в нашу пользу. Или удачно выбранным временем для начала акции: до середины ночи на морозе трудно продержаться даже в полушубке и битых валенках, сохраняя при этом максимум внимания. Плюс ко всему бдительность конвоя на угловых вышках притупилась давно. Ведь в нашем лагере несколько последних недель даже уголовные группы не особенно воевали — наверное, заключили что-то вроде перемирия. Кроме того, «политический» барак, та самая «пятьдесят восьмая», даже во времена, когда уголовники между собой воевали, не считалась таким уж опасным сообществом. «Враги народа» до появления в лагерях бандеровцев вообще принадлежали к смирной категории заключенных.

Приблизившись к вышке на максимально безопасное для всех расстояние, Червоный жестом приказал своей небольшой группе остановиться. А сам, совсем не скрываясь, запахнул шинель, перекинул через плечо автомат и двинулся вперед. Он сразу же привлек к себе внимание — сверху послышался окрик, сначала заинтересованный, а через секунду с тревогой в голосе:

— Эй, кого там несет?

Червоный выиграл драгоценные мгновения еще и благодаря неповоротливости часового. Увидев движение под собой, он сначала сам повернулся и глянул вниз, не посветив лучом прожектора. Иначе преимущество было бы на его стороне: если бы часовой увидел группу зеков, имел бы возможность переместить пулемет в нашу сторону и открыть огонь. Сектор обстрела позволял ему положить большинство из нас одной длинной полукруглой очередью. Но часовой немного подмерз на своей вышке, так что его реакция замедлилась.

— Свои! — крикнул в ответ по-русски Червоный, двигаясь и стягивая автомат с плеча. — Греться будешь?

Когда на морозе слышишь что-то подобное, первая реакция всегда вызвана естественной потребностью человека в тепле, но никак не логикой момента: темная ночь, солдат с автоматом, странное предложение.

— Чем греться? — донеслось сверху, а Червоный уже поставил ногу на первую ступеньку лестницы, ведущей наверх.

— Спирта хочешь?

— Можно… Э, стой, какого еще спирта? Где спирт? Стоять, я сказал!

Еще не поняв, что происходит, часовой все же заподозрил неладное. Со своего места я и другие зеки-беглецы не видели, как именно он повел себя, стоя на вышке. Но в следующий момент это уже не имело значения, потому что с противоположной стороны, где виднелась другая вышка и куда отправился со своей командой Лютый, донеслось: «СТОЙ, СТРЕЛЯЮ!» — и сразу же ночную морозную тишину распорола короткая пулеметная очередь.

Червоный не ждал, пока часовой начнет огрызаться, так как уже выиграл несколько секунд растерянности, поэтому поднял автоматное дуло вверх, пристроился и дал длинную очередь. Пули, пущенные веером, нашли цель: часовой с криком полетел вниз. Червоный отступил — и тело распласталось на снегу, а затем стремительной птицей взлетел наверх и взялся за пулемет.

С противоположной стороны пулеметчик строчил короткими прицельными очередями, послышались крики раненых, огрызнулся автомат — это Лютый вступил в поединок. Не теряя времени, Червоный развернул прожектор, направляя широкий луч через весь плац на другую вышку. В свете мы увидели солдата, который залег у пулемета и, наверное, совсем не ожидал, что на него направят мощный прожектор. Машинально прикрылся рукой, повернулся в сторону Червоного, что-то выкрикивая, — и Данила, припав к пулемету, выпустил в ту сторону длинную очередь, не боясь расстрелять весь запас патронов. Сейчас важнее обезвредить еще одно пулеметное гнездо, ведь других возможностей в ближайшее время не появится. Пулеметы к себе не подпустят.

Не знаю, кто попал: Червоный, стреляя со своего места, или Лютый, который был к врагу ближе. Пулемет на соседней вышке захлебнулся и заглох. Данила сбросил вниз ненужное уже оружие, скользнул по лестнице, встал на ноги, расстегнул шинель и сбил набекрень шапку: конец маскараду.

Лагерь ожил как-то сразу. Я уже не следил за событиями, которые начались внезапно и одновременно: стрельба со всех сторон, рев сирены распарывал снежный сумрак, темные фигуры, уже не скрываясь, пересекали плац. Я только сосредоточился на передвижении своей группы — Червоный с автоматом наперевес вел нас к админзданию. Казарма, где был оружейный склад, стояла в поселке, за территорией лагеря. Там был и продуктовый магазин, и больница с бо́льшим, чем в зоновском медпункте, набором нужных нам лекарств, и платформа для узкоколейки. Там жили и работали вольнонаемные и поселенцы. Это была не настоящая, такая себе — наполовину, но все-таки — свобода.

По дороге мы пересеклись и слились с группой Лютого — она уменшилась, но он ничего не объяснял: и так понятно, что кто-то остался на снегу возле второй вышки. Но эффект неожиданности все же давал нам существенное преимущество — остальные «враги народа» хлынули наружу, уже не ожидая команды, и в общем порыве дружно открывали другие бараки.

Остро почувствовав ситуацию, к ним присоединились воры — чуть позже я узнал, что Коля Тайга немедленно приказал уголовникам вооружиться, вместе они взломали дверь изнутри и, не теряя времени и не выжидая, как именно повернутся события дальше, даже не разобравшись, что к чему, бросились резать своих кровных врагов — сук.