Наветов резко выпрямился и показал пальцем на дверь:

– Пошла вон, шлюха подзаборная!

Ксюше очень не хотелось поворачиваться к нему спиной – мог и пинка дать. Поэтому попятилась задом и уже от двери послала прощальный привет:

– Чао-какао, сопля зеленая!

Наветов несколько минут постоял в центре комнаты, затем подошел к столу, взял тяжелый ониксовый письменный прибор в виде индейского божка и взвесил его на руке.

Кирилл не помнил, чтобы так выходил из себя. Он многое пережил, сколотил огромное состояние, но даже когда на кону стояли очень большие деньги, не терял хладнокровия. В разговоре с этой бабой его швыряло от озноба к испарине, от истерического смеха к площадной ругани. Чем она его зацепила? Кто она такая? Козявка! Низшая форма жизни в сравнении с ним – венцом творения и экономического отбора. Более всего он хотел отправить Самодурову вслед за мужем. Впервые Наветов испытывал иррациональное, не подкрепленное зримой выгодой, физическое желание уничтожить человека.

Он резко развернулся и с силон запустил божка в дверь, за которой скрылась Ксюша.

Начальник службы безопасности, входивший в эту минуту в кабинет, чудом остался жив – снаряд врезался в соседнюю створку.

Полковник замер в дверном проеме. В этой комнате всякое случалось, но тяжелые предметы еще не летали.

– Извини, – хихикнул Наветов, – нервишки расшатались. Проходи, садись.

– Удалось что-нибудь узнать? – Полковник старался сохранить официальное выражение лица.

– Эта баба из железа. – Наветов покачал головой. – Начинайте готовить операцию. На чем мы ее можем прижать?

– Друзья, собаки.

– Собаки – несерьезно. Ликвидируйте их, чтобы под ногами не путались. А друзья, – рассуждал Наветов вслух, – что ж, за неимением лучшего пусть будут друзья.

Он вспомнил, как потерял лицо, брызгал слюной и едва не схватил бабу за горло.

– И не жалеть! – сорвался Наветов на фальцет. – Пусть эта сучка подохнет! Пусть подыхает долго и больно!

Полковник опустил глаза, чтобы Наветов не прочитал в них вопрос. Мы с теткой сражаемся или Красавчика ищем? Полковник хорошо разбирался в человеческой натуре и мог выбирать, кому служить. Если робот во плоти Наветов верещит, как изнасилованная девица, значит, крыша у него поехала. И нужно вовремя отскочить в сторону, чтобы эта крыша, падая на землю, тебя не задела.

ТОЧКА ОБЗОРА

Окруженный всеобщей любовью Лева чувствовал себя страшно одиноким. Да и его ли любили? Взрослые обожали сына Ирины и Марка. Будь на месте Левы другой мальчик, голубоглазый со светлыми волосами, нос картошкой, его бы точно так же обожали. Или даже девочку, или двоечника – значения не имеет. Не Лева как личность с его внутренними противоречиями, а Лева объект, «сыночек» был предметом их внимания.

Впрочем, и вниманием его в последнее время не баловали. Хотя взрослые ничего не делали, только разговоры вели, мужчины отдельно от женщин. А Леву отсылали: погуляй с собаками, почитай книжку, посмотри телевизор. Компьютер привезли и не контролировали, сколько часов Лева за ним проводит. Словом, по-настоящему Лева никому не был нужен.

Он не задумывался над тем, что произошло у взрослых. Во-первых, цикличность у них в натуре. Сначала сторонились друг друга, потом радовались и веселились, теперь опять надулись, завтра будут обниматься. Во-вторых, мама, Тюполь, Тексю, Олег, Дявас и папа давно остановились в развитии. У них в принципе не может быть тех мучительных вопросов, что терзают Леву. Возможно, когда-то вопросы и были, но ответы на них нашлись легко. Потому что никто из них не столкнулся со страшным открытием – я ничтожная и трусливая личность.

Внутренние саморазоблачения Левы зашли очень далеко – настолько, что он стал подумывать о самоубийстве. Он не хотел жить, коль в его телесной оболочке прячется недостойный уважения человек.

Лева заглянул в Интернет и выяснил, что не одинок в своих желаниях. Самоубийства подростков, особенно мальчиков, – распространенное явление. Ученые, педагоги, родители после их смерти долго и глупо рассуждают о причине. Лева знал ее совершенно точно.

Он столкнулся с термином «коллективные самоубийства подростков». Оказывается, периодически случается и такое. Стоит двум девчонкам выпить кислоты, и другие от несчастной любви начинают травиться. Напишут в газете, что какой-то мальчишка после смерти его идола, рок-музыканта, прыгнул в окно, и начинают ребята сыпаться из окон, точно груши.

Больше всего Леву интересовало, что самоубийцы думают после смерти, помог ли им этот поступок. Как и несчастные погибшие дети, он не замечал противоречия, не понимал, что «после» не будет. Многое происходило впервые – научился плавать, кататься на коньках, поцеловался, решил систему уравнений. И покончить с собой значило не более чем акт нового знания, вроде прыжка с парашютом. В детской психике нет понятия конца жизни, как нет в языке эскимосов выражения «знойная пустыня».

К моменту, когда в подвале поселился Костик, Лева обдумывал два вопроса: содержание посмертной записки и способ убить себя быстро и небольно. Он завел в компьютере новую директорию с паролем доступа «суицид» – так по-научному называлось самоубийство. Написал:

«Дорогие мама и папа! Я вас очень люблю!»

В глазах у него защипало. Сквозь слезы он писал с ошибками:

«Не вените себя что у вас неправильный сын получился».

Лева шмыгнул носом и вспомнил о бабушке и дедушке. Он подвел курсор к первому предложению и между словом «папа» и восклицательным знаком вставил, «бабушка и дедушка». В следующем предложении после «сын» дописал «и внук». Он несколько минут грыз ногти, пока не родилась фраза:

«Я ухожу из жизни с сознанием исполненного долга».

Где-то Лева ее уже слышал или читал. Она не очень соответствовала действительности, но звучала красиво. Далее никак не придумывалось. Мыслей много, но словами они не оформлялись. Надо пожелать что-нибудь родителям, решил Лева:

«Я желаю вам здоровья и долгих лет жизни!»

Лева был не силен в литературном сочинительстве, и оно ему быстро надоело. Он вспомнил, как обычно заканчиваются письма, и застучал по клавишам:

«Передайте от меня привет всем родным, близким и друзьям! Ваш Лева».

С сознанием исполненного долга Лева сохранил и закрыл файл, запустил игру и три часа, пока не проголодался, играл на компьютере.

Он разогрел оставленный Тюполь обед. Она радовалась его аппетиту. Мальчик по семь котлет или четыре куриных окорочка съедает, пока нас нет. На самом деле он кормил собак. Лева представлял себя рыцарем в зале средневекового Замка, освещенного факелами в подставках па стенах. Сэр Ланселот (он же Лева) после поединка восседал за большим дубовым столом. В кубках пенилось красное вино (томатный сок), от убитого на охоте и зажаренного на вертеле кабана (разогретые в микроволновке окорочка) поднимался парок. За столом восседали гости, рыцари из соседних замков и прекрасные дамы – все виртуальные. Злые и голодные псы (добродушная свора) кружили возле и бросались на обглоданные кости, которые им бросали сотрапезники.