что сказал, мы даём ей только мнимую свободу. А то, кто знает, научиться не бояться ходить по улицам, и начнёт снова проситься на волю.

— Я так понимаю, мы её вместо папочки решили арестовать.

— Я просто хочу, чтобы она была рядом, Руслан. Хорошая девочка и жалко, если попадёт к Мяснику. — немного лукавлю, конечно. Мирослава для меня больше, чем хорошая девочка.

— Я до сих пор так и не понял, что у них за тёрки, и почему Мясник, пытался дотянуться до Мирославы?

— Не знаю. Он, какую-то чушь нёс. Мне с ним сам знаешь, развязывать войну резона нет. Поэтому пока просто наблюдаем.

— Ты дал ему понять, что Мира теперь под нашей защитой?

— Не рискнул. Он знает, что она дружит с Агатой, и пока я оставил всё как есть.

— То есть, он по-прежнему думает, что мы полностью игнорируем цыпушу?

— Он не до такой степени кретин, Кай. Но пока, он считает, что я имею дочурку Зайцева, причём в самой извращённой форме.

— А что говорит по этому поводу Зайцев?

— Вот то-то и оно! Он панически за дочку боится. На стены лезет, понимая, что она у нас с тобою, но Валеру, боится ещё больше!

— Я с этой всей хуйнёй непонятной, за Миру пиздец, как переживаю. А мы её на день рождения ещё…

— Она под охраной! Я не меньше тебя дёргаюсь. Мирослава мне также не безразлична.

— Я заметил, но, мне кажется, — только без обид, Артур, ладно?

— Ну, говори уже!

— Ты с ней как с ребёнком. На коленках она у тебя постоянно. По голове гладишь, к груди прижимаешь. — смотрю на брата, улыбаясь глазами, — нет, я тоже, конечно, но я к ней как к девушке, ты, как …

— Ей этого очень не хватает, Кай. Неужели ты не видишь, она как кошка лоснится ко мне. Мира только за счёт этого тянется к нам, а не из-за секса, как ты думаешь. То, что мы качественно научили её трахаться, скорее приятный бонус. Пока что она живёт эмоциями.

— Психолог херов!

— Да нахуй, быть им не нужно, чтобы понять это, — не выдерживаю, всё же тянусь за сигаретой, хотя вроде решил бросить. — Стыдно признаться, но я перед ней вину чувствую, понимаешь?

— Поясни?

— Мирослава, в произошедшем не виновата! Зайцев четыре года назад мог выйти по амнистии, я не дал.

— Да брось, сам залетел чуть позднее. В любом случае он бы не вышел вовремя.

— Не знаю. Может успел бы выйти до происшествия. Я его задержал! Пока придумывал, что на него навешать, он сам влип.

— Вот именно, что он сам влип. Но я не о том, Рус.

— А о чём?

— Я никогда не прощу отца Мирославы, но блядь. — делаю глубокую затяжку, — то, что он был пьян — отягчающее обстоятельство, но он действительным не мог знать, что в этой грёбаной пшеницы, могут играть дети! Экспертиза установила, что они спали. Спали, а значит, даже с расстояния трёх метров, их было бы сложно заметить. — с трудом проглатываю колючий ком.

— Ты его оправдать сейчас пытаешься? — мотаю головой.

— Хер знает. До знакомства с его дочкой мысли эти гнал от себя намеренно, — замолкаю. Говорить сложно, и в то же время мне необходимо сделать это. — Я мстил Зайцеву за своих детей, лишая семилетнюю девочку, отца. Моих детей уже не вернуть, а Мира… — снова запинаюсь. Действительно, очень сложно, не то что говорить, думать об этом тяжело, — круглая сирота! — Выжимаю из себя эту фразу, — она жила с тёткой-алкоголичкой. Я на днях только узнал. Блядь, эгоистично даже пожалел о том, что решил выведать, как жила Мира со своей тёткой. И почему я думал, что у неё всё нормально, — замолкаю, зажимаю двумя пальцами переносицу, — хотя, хули я вру, Кай! Нихуя я не думал, как дочь его живёт. Пиздец, да она в хлеву жила. Тётка её избивала, голодом морила.

— Так вот почему, ты к ней такой ласковый? Это на тебя вообще не похоже.

— Сам с себя хирею. — улыбаюсь, но невесело.

— Ласковый внутри, но при этом, голыми руками способный выпотрошить… — Кай замолкает, поймав мой взгляд. Тоже мне, одуван! — Ну хорошо, хорошо! — поднимает две руки вверх, показывает, что сдаётся, — перегнул. Но согласись, ты сам по себе, человек не особо-то любвеобильной.

— Хер знает, — пожимаю плечами, — может, просто некого было любить? Мне нравится то, что сейчас происходит.

— Тебе нравится видеть меня в своей постели? — я понимаю, брат говорит это не без иронии.

— Мне кажется, я бы её совершенно спокойно отвадил от тебя, но ты же, истеричка, влюбился в Мирославу.

— Если ты не влюбился, то отдай её мне. Мы на время уедем, ты как раз остынешь полностью к ней.

— Ну, во-первых, не факт, что остыну, а во-вторых: она ко мне больше тянется, ты же видишь! Я даже мысли допускать не хочу о том, что не смогу её касаться. Она мне тоже нравится, брат, правда. Мне с ней… — она под мой член создана, понимаешь! С первой ночи, да мы даже спаялись с ней. Она моя, Рус. Наша! Нам или вдвоём с ней оставаться, или мы разберёмся и оба её потеряем. Она с нами в тандеме, неужели ты не видишь?

— Вижу.

— К каждому из нас тянется. По-разному, но тянется! Даже когда спит, по очереди проверяет на месте мы, рядом с ней или нет?! Обоих нас ищет. Ни отдельно тебя или меня, а именно поочерёдно. — брат молчит. Знает, что я прав.

— Ну что там, скоро придут? — прекращаем разговор о Мирославе, переключаясь на работу.

— До вон идут уже. — отвечаю, глядя, как по лестнице поднимаются наши будущие подрядчики.

_______

Переговоры немного затянулись почти до полуночи, и мы с братом тут же прыгнули в машину, поехали за нашей девочкой.

Блядь ну это пиздец какой-то! — никак не унимался Кай, — но блядь какая пробка в половине первого ночи?

— Авария впереди. Шесть машин въебались. — отвечаю брату читая чат в дваГис.

— Цыпуша не звонила?

— Она тебе вроде должна написать.

— Ну, вдруг тебе написала. Что-то засиделись они.

— Успокойся ты уже. Хотя если честно, мне самому не по себе как-то, — в самом деле как-то тянет поскорее уже забрать Мирославу. — Ничего, зато в ближайшее время будет довольной и покладистой. Я новые игрушки заказал, можно похулиганить с Мирославой.

— Не хочет она мне отдавать свою попку. Минет, это хорошо, конечно. Только ей, ему, еще нужно подучиться. Хочу ее попочку она охуенная. — Как сказал, что ни с одной девушкой таких не желал экспериментов,