Расправа продолжалась недолго — Дэвид и Марлин оттащили Билли. Окровавленная Таша осталась неподвижно лежать на земле.

— Да что на тебя нашло, Билли? Девчонка спьяну несет чепуху, не надо на нее внимание обращать, — с осуждением сказала Марлин.

Билли сплюнул на асфальт, тяжело дыша.

— Черт, эта шлюха меня просто взбесила. Напилась вдрызг и болтает всякую чушь.

Билли вернулся в паб, оставив сына. Дэвид стоял, уставившись на Ташу, уснувшую прямо там, где упала.

— Я вызову для нее такси. Мне не нужны неприятности. — С этими словами Марлин тоже вернулась в паб.

Дэвид смотрел на лежащую женщину: плохая кожа, гнилые зубы, остатки слишком густого макияжа на когда-то хорошеньком лице. Таша начала блевать и инстинктивно перевернулась на бок.

Это зрелище вызвало спазмы и в желудке Дэвида. Он торопливо вернулся в заведение, где снова уселся за стол с отцом и дядей. Они пили пиво и болтали, но слова Таши весь вечер не выходили у Дэвида из головы.

Эвелин протерла лицо Патрика прохладной влажной салфеткой и с радостью заметила, что его щеки приобрели более живой цвет. Она надеялась на успех операции: тогда все наконец смогут немного расслабиться и зажить прежней жизнью.

В палату вошел молодой человек с медицинской картой и новой капельницей. Эвелин улыбнулась ему и достала вязанье. Медбрат сменил капельницу, записал данные о состоянии Патрика и удалился.

Сидя за вязаньем, Эвелин сквозь стеклянные стены наблюдала за жизнью реанимационного отделения. Это было интереснее, чем просто смотреть на Патрика, который в его теперешнем состоянии не отличался общительностью.

Она вязала себе джемпер, яркий красно-зеленый свободный джемпер на зиму. Нитка была двойная, чтобы при стирке не потерялась форма и чтобы сохранялось тепло. По мере того как Эвелин старела, она все хуже и хуже переносила холод — в отличие от Лиззи, своей внучки, которая порой расхаживала по снегу в открытых сандалиях!

При этой мысли Эвелин улыбнулась и встала. Ноги ее затекли — еще один признак старости.

На негнущихся ногах она вышла из отделения и направилась к автомату с чаем. Опуская деньги, она вновь заметила молодого медбрата, только теперь он был без белого халата и громко разговаривал по мобильнику, хотя повсюду бросались в глаза надписи с просьбой отключить мобильные телефоны, дабы не создавать помех в работе реанимационного оборудования.

— Все нормально, приятель. Уже еду. Слушай, перестань ты волноваться. Все улажено.

Что-то нехорошее слышалось в его голосе. Весь он был какой-то неправильный. Эвелин поняла, что медбрат не узнал ее, и благословила незаметность, которую, видимо, приобрела к старости. Бросившись обратно в отделение, она подбежала к столу, за которым сидела, просматривая записи, красивая молодая женщина.

— Вы доктор?

Девушка кивнула. На самом деле она была еще студенткой, но не любила в этом признаваться без особой нужды.

— Не могли бы вы пойти взглянуть на моего зятя? Он очень болен, и, кажется, ему поставили не ту капельницу.

Эвелин понимала, что ее слова звучат странно, но страх в ее голосе заставил девушку подняться и проследовать за ней в палату Патрика. Она проверила капельницу, прочитала записи и, взглянув на Эвелин, быстро вышла из палаты. Через пару минут к кровати уже бежали медсестры и врач. Закипела лихорадочная работа.

Эвелин вышла к телефонному аппарату и позвонила Кейт. Она обливалась потом от страха и в то же время испытывала невероятное облегчение. Увидев Грейс, которая направлялась в ее сторону, она вздохнула. Только Грейс ей сейчас и не хватало.

Вилли в полузабытьи лежал на койке. Он страшно устал и потерял ориентацию во времени из-за бессонницы и перенесенных лишений. Русские так ничего и не сказали ему ни о Патрике, ни о прочих обстоятельствах пропажи денег из клуба. Только выспрашивали его снова и снова о «Красотках» и о том, куда Патрик дел их деньги.

Теперь начались пытки. Прижигание сигаретами Вилли еще мог вынести, но знал, что на следующем этапе они перейдут к глазам. Куда деваться — придется терпеть и это. Вилли сделал попытку посчитать дни своего заточения, но ему становилось все труднее концентрироваться. Сначала его кормили и обходились с ним вежливо, затем перешли к пыткам. Вилли был готов к этому, но ведь он уже не юноша, и в его возрасте переносить такое тяжеловато.

Он решил, что если вырвется из лап Бориса живым, то отправится на покой. Уступит место парням помоложе, а с него уже достаточно.

Услышав скрип открывающейся двери, Вилли постарался собрать волю в кулак. В руках у вошедших он увидел бутылку с водкой (от нее ожоги начинало нестерпимо жечь), пачку «Мальборо» и на сей раз еще и паяльную лампу. Вилли безнадежно вздохнул и закрыл глаза.

Кейт торопилась в больницу, когда ее перехватила патологоанатом Лейла.

— В чем дело, Лейла? Я страшно тороплюсь, — сказала Кейт. Резкость в ее голосе не укрылась от подруги.

— Что-то случилось?

Кейт покачала головой:

— У меня нет времени сейчас объяснять, так что давай покороче. А лучше поговорим позже.

— Мне кажется, я узнала имя мальчика, которого нашли на свалке. — Лейла заметила интерес Кейт и объяснила: — В Хартли, деревушке неподалеку отсюда, обнаружили мертвую девушку. Она умерла уже довольно давно. Думаю, это ее сын. Скорее всего, она выбросила его, а сама умерла от передозировки героина. Я сейчас сопоставляю ДНК, но я совершенно уверена, что это он. Из ее квартиры шел смрад, и наконец кто-то догадался вызвать полицию. Девушка умерла, прислонившись к батарее, так что каждый раз, когда включали отопление, она понемногу сгорала на ней. Вся изъеденная червями, зловонная… Ужасная смерть. Ей было двадцать три. Конечно, радоваться тут нечему, но теперь мы хотя бы можем закрыть дело. Видимо, она выбросила ребенка в мусорную машину, а потом покончила с собой.

Кейт удивилась:

— Значит, еще одна молодая мамаша вдруг ни с того ни с сего убивает своего ребенка? С каждым днем дело становится все более странным.

Лейла пожала плечами:

— Может, таково веяние времени? По крайней мере, теперь мы знаем, кто он, и можем его похоронить.

— У этой девушки была семья?

Лейла кивнула:

— Да, она была младшей из шестерых детей. Похоже, все они на нее плевать хотели.

— Значит, ее ребенок тоже скорее всего не знал ни любви, ни ухода. Бедный малыш.

Лейла посмотрела в глаза Кейт и мягко произнесла:

— Так или иначе, можно наконец закрыть это дело.

Кейт открыла дверцу машины, и тут ее осенило:

— Эта девушка под надзором социальной службы?

— Думаю, да, — как наркоманка, состоящая на учете. А что?