сбежал в Санкт-Петербург на целый июль, сняв койку в хостеле на Восстания. Днем Роман работал над копирайтерскими заказами, а вечерами блуждал по питерским улицам, не следя за указателями и табличками. Улицы производили впечатление уютных. В хостеле филолог сдружился с соседом по номеру, тоже москвичом, молодым прозаиком, приехавшим на курсы литературного мастерства. Прозаик с фамилией, звучавшей почти как «Кентавров», подарил Роману рукопись своего романа «Что снится, когда закрываешь глаза и смотришь на солнце».

По возвращении Москва и в особенности Шаболовка предстали иными, словно перерожденными. Роман с почтением заглядывался на неприметные дома и вывески и припоминал названия, от которых отвык. Сердце замирало при виде родной улицы, зеленой и тихой, точно предназначенной для безмятежного существования. Вдохновленный Роман даже прокатился пасмурным августовским утром на 47-м трамвае до Нагатино и прогулялся по набережной, хоть до того не пользовался этим маршрутом никогда.

Если бы не темный сосед с плотоядными повадками, то можно было бы сказать, что Роман доволен тем, как у него складывается. Чтобы преодолеть волнение, он увеличил вес на гантелях, подписался на несколько научно-популярных блогов и стал активнее перемещаться по городу. Больше всего влекли Коломенский парк и Лосиный Остров.

А затем приключилась Кира, и тогда стало не до парков, блогов, гантелей и Сани.

Роман влюблялся и прежде. Если не считать мимолетных школьных глупостей, то единожды. В девушку с редким именем Берта, веснушчатую блондинку с потоковых лекций. Проведя достойное для дилетанта интернет-расследование, Роман определил, что она из Владивостока и что у нее не самая выразительная фамилия Селедцова. Судя по репостам, Берта ценила Шенберга, Кейджа, французское кино и дизайнерскую одежду от малоизвестных брендов. Как застенчивый гуманитарий, Роман предпочел обозначить интерес к загадочной Берте через послание в интернете.

Порой нордическая красавица целыми днями не отвечала на сообщение, а иногда сама начинала диалог. Берта ни при каких условиях не изменяла своему стилю и писала лаконично, без точек. Она уверяла, что Еврипид не прижился бы на филфаке ни как студент, ни как преподаватель, что московское метро перемалывает человеческие души в песок и что в Москве больше разных звуков, чем во Владивостоке.

На их единственное свидание Роман явился один и в тот вечер поклялся впредь и шагу не ступать на фестивали короткометражек. Москвич грешным делом заподозрил, будто провинциалка с высокими запросами держит его в уме в качестве запасного варианта, и три месяца ходил нервный и не общался с Бертой. А в мае она сказала, что отчисляется, потому что город слишком шумный и кипучий. Роман помог ей довезти багаж до вокзала. Там, на перроне, в первый и в последний раз по лицу девушки скользнула теплота. На прощанье Берта поцеловала Романа в лоб.

Их истории недоставало совместно прожитых мгновений, чтобы достичь драматического накала.

По пути из Санкт-Петербурга Роман невольно подслушал в «Сапсане» обрывок диалога между парнем и девушкой.

– Ты знаешь мощность своей батарейки в амперах? – спросил парень, кивком указывая на телефон в руках девушки.

– Нет. А ты своей?

Последовавший затем ликбез об амперах Роман пропустил мимо ушей. Его осенило, до какой степени эта фраза удобна для знакомства. Если девушка подхватит диалог и избежит пошлых ассоциаций, то это, считай, твой человек. Если не сообразит, что к чему, то и связываться с такой незачем. Да он просто Пушкин от пикапа!

Роман проверил свою теорию через месяц, когда распечатывал в Первом гуманитарном корпусе список литературы по педагогике. Перед филологом в очереди стояла рыжеволосая студентка с кипой документов, чтобы снять копии. В первый момент Роман открыл для себя, до чего мил ее салатовый портфель, а через секунду уже любовался длинными медными прядями. Девушка, ничего не замечая, листала на смартфоне ленту новостей «ВКонтакте».

Неожиданно для себя Роман решился:

– Ты знаешь мощность твоей батарейки в амперах?

Студентка повернулась в недоумении.

– Я имею в виду батарейку смартфона, – пробормотал Роман.

Черт, как будто оправдался. Незачет.

– А! – Девушка подобрела. – Я культуролог. Не знаю. А сколько?

Роман пожал плечами.

– Я филолог. С амперами перестал дружить со школы.

Студентка улыбнулась.

– Вот как. Все равно надо быть всесторонне развитым, – сказала она трогательно и чуть наивно.

– Как Леонардо да Винчи, – согласился Роман. – Или как Ломоносов. Ты новенькая?

– Как догадался?

Роман посмотрел по сторонам и сообщил приглушенным тоном, будто раскрывал тайну:

– Здесь не принято называть факультет.

– Правда?

– Нет, конечно. Я пошутил. А насчет новенькой угадал.

Роман и не подозревал, что слова способны литься столь легко. В тот же вечер он с Кирой гулял по университетскому городку, делился мифом о семи сталинских высотках и рассказывал о студенческих поверьях.

– Какой в твоем представлении должна быть идеальная девушка? – спросила Кира.

– Если учесть, что идеальных девушек не бывает, то…

– Не занудствуй. Какой?

– Что ж. Не набитой стереотипами, умной, привлекательной, честной. Доброй, само собой. В меру тронутой. И чтобы грамотно писала. Теперь твои критерии идеального парня.

– Умный, привлекательный, верный, честный. Добрый и умеет грамотно писать. Хоть я и сдала русский всего на восемьдесят четыре.

– Совсем неплохо.

– В общем, чтобы можно было с ним поговорить и переспать. И чтобы можно было заснуть у него на плече.

Кира сказала об этом так естественно, словно сдружилась с Романом давным-давно.

На второй день Роман не нашел в гардеробе рубашки свежее, чем красная. Перед встречей он выпил три эспрессо из кофейного автомата. Допивая третью порцию, филолог уловил в смешении голосов оброненную кем-то фразу: «Не сверни себе шею». Не сверни себе шею. Как бы не стать шизофреником, который выискивает вокруг знаки и вкладывает глубокий смысл в случайно подслушанные слова.

Они с Кирой катались на лодке в Царицыно, и разговор зашел сначала о детстве, а затем о бывших. Кире в январе исполнилось семнадцать, она родилась в Йошкар-Оле и окончила гимназию «Синяя птица». Она потеряла девственность с другом одноклассника и сейчас уверяла, что ничего к нему не испытывает. Историю же о Берте Роман завершил признанием, что до сих пор девственник.

– Девственник! Ха-ха!

Смех Киры был звонким и чистым и тем не менее коробил.

– И что в этом необычного?

– Девственник! В двадцать один!

– Вообще-то Бернард Шоу лишь в тридцать шесть это дело попробовал. А Кант и вовсе никогда не занимался сексом.

– Ты специально про них вычитывал?

– Ничего я не вычитывал. Может, я асексуал или придерживаюсь религиозных традиций.

– Ой, я не могу!

– Кира, ну перестань. Ладно бы я всегда хотел, а мне бы никто не давал. Все наоборот.

– То есть тебе давали,