Когда Бобби собрание утомило, он выскользнул через заднюю дверь со своим другом аргентинским шахматистом Мигелем Кинтеросом и отправился искать приключений с исландскими девушками, которых он надеялся «подцепить». Ему так хотелось побыстрее покончить с официозом, что он забыл взять памятную книгу об Исландии, и ее так никогда и не нашли.

Прежде чем Спасский покинул Исландию, Бобби отправил русскому в отель любезное письмо и кинокамеру в подарочной упаковке в знак дружбы. Спасский внешне не испытывал никаких враждебных чувств к человеку, нанесшему ему поражение, хотя знал, что ему предстоят трудные времена по возвращении в Москву. Его последний комментарий о Фишере был таким: «Фишер — человек искусства, но для нынешнего века — он редкий человек. Мне нравится Фишер, и мне кажется, я его понимаю».

Лимузин мэра Линдси ожидал Бобби, когда его самолет приземлился в Нью-Йорке. Свита Бобби состояла из телохранителя Саэми Палссона с женой и Мигеля Кинтероса. «Здорово вернуться в Америку», — таков был единственный комментарий Бобби для ожидавших его репортеров. Мэр предложил Фишеру торжественный проезд-парад (с серпантином и конфетти) маршрутом «Каньон Героев» по Бродвею в нижнем Манхеттене — редкая честь, которой ранее удостоились такие звездные личности, как Чарльз Линдберг, Франклин Д. Рузвельт и астронавты Аполлона, но Бобби идея не вдохновила. Друзья и советники сказали ему, что если он примет эту честь, то станет единственным шахматистом, который когда-либо удостаивался такого проезда, и вероятно, никогда более никакому шахматисту такой чести не окажут. Он остался непоколебим: «Нет, не хочу», — решил Бобби. Он всё же согласился на «скромную» церемонию на ступенях Сити-холла.

Бобби получил сотни поздравительных писем и телеграмм, и одна, которой он более всею гордился, была такой:

«Скромная» церемония вылилась в «День Бобби Фишера» в Нью-Йорке. Более тысячи поклонников собралось у лестницы Сити-Холла, когда мэр Линдси награждал Бобби золотой медалью (а не ключом от города, как ошибочно писали) и объявил его «величайшим мастером из всех». Многие из друзей Бобби присутствовали на церемонии — Джек и Этель Коллинз, Эдмар Меднис, Пол Маршалл (юрист Бобби) и его жена Бетти, и Сэм Слоан. На этот раз Бобби произнес речь: «Я хочу опровергнуть злой слух. Думаю, его запустили в Москве. Неправда, что Генри Киссинджер звонил мне по ночам и подсказывал ходы». Аудитория взревела. «Я не мог себе представить, что дождусь того дня, когда шахматы будут на первых полосах газет нашей страны, а в газете “Правда” им будет посвящен один абзац». В тот день Бобби не был старым брюзгой Бобби: он подавал себя элегантно, с юмором, и с готовностью роздал тысячи автографов. «Нью-Йорк Таймс» в огромной редакционной статье подытожила его главные достижения:

Фишер, герой Холодной войны, направился в Нью-Джерси, где ненадолго стал гостем своего юриста Пола Маршалла. Так осаждали Бобби репортеры, что на некоторое время Маршалл вынужден был установить охрану перед своим домом-дворцом, чтобы хранить журналистские орды на расстоянии.

Долгий, почти монашеский поход Бобби Фишера за титулом чемпиона мира, хотя и не совсем целомудренный, оставлял ему мало времени на общение с прекрасным полом. «Я хочу встречаться с девушками, — заявил Бобби, вернувшись в Лос-Анджелес в 1973 году. — Веселыми девушками с большими грудями». Ему было 29 лет, и хотя он имел некоторое число кратковременных связей, еще ни разу не переживал романтических отношений. Теперь же с деньгами, полученными в Рейкьявике и новым жильем — апартаменты, предоставленные ему за скромные 200 долларов в месяц Всемирной церковью Бога — он ощутил, что может начать новую жизнь. Он хотел больше читать — и не только шахматные журналы — зарабатывать больше денег, продолжать свои религиозные искания и, возможно, встретить ту, которую сможет полюбить. Одним словом, он возжелал дать новый импульс своей эмоциональной и духовной жизни.

После завоевания чемпионского титула Бобби не раз появлялся в различных телевизионных шоу и получил беспрецедентную медиа-«раскрутку». На снимке он в конце 1972 года во время передачи The Merv Griffin Show думает над ходом.

Но не всё было альтруизм и кипение жизни; бытовые реалии отбрасывали свою мрачную тень. Его отчуждение от прессы создавало нарастающий ком проблем. Ему доставили боль несколько порушенных связей с шахматными организаторами в США (он больше не разговаривал с Эдмондсоном, исполнительным директором Шахматной Федерации США), и где-то на ближнем горизонте маячили советские со своими, как он подозревал, недостойными методами борьбы.

Период послерейкьявикской лени растянулся почти на целый год, после чего Бобби решил, что для него приоритетом должно стать накопление как можно больше денег, причем всегда на его условиях. Так, работая со Стэнли Рэйдером, главным советником Всемирной церкви, он созвал пресс-конференцию в августе 1973 года, чтобы публично обсудить свои планы.

Рэйдер был юристом и ближайшим советником Армстронга. Он сильно разбогател, работая на Церковь, и Бобби впечатлили проявления его благосостояния: «феррари», лимузин с шофером, дом-дворец в Беверли-Хилл и полеты на частном реактивном самолете. Рэйдер управлял 70-ти миллионной годовой прибылью Церкви, получаемой, главным образом, за счет «десятины», которой облагались ее члены. Бобби сам отдал Церкви более 60.000 долларов из призовых, полученных в Исландии, а совокупный взнос составит примерно 100.000 долларов.

На пресс-конференцию в гостиной Рэйдера собрались десятки журналистов и фотографов. После двух интервью на ТВ после исландской победы, за двенадцать месяцев это было практически первое появление Бобби на публике. Слова «уединенный» и «затворник» постоянно встречались в газетных статьях о нем. Буквально через несколько дней после победы в Рейкьявике в «Нью-Йорк Таймс» вышла статья под заголовком «ЧЕМПИОН ОСТАЕТСЯ ЧЕЛОВЕКОМ-ЗАГАДКОЙ», в которой обсуждался вопрос, а будет ли он когда-нибудь играть вообще. «Ассошиэйтед Пресс» подхватила тему, опубликовав статью «БОББИ ФИШЕРУ НЕ НУЖНЫ СЛАВА, ДЕНЬГИ; ОН СТАНОВИТСЯ ЗАТВОРНИКОМ». Идея странная, поскольку в тот момент у Бобби не было намерения самоизолироваться или отказываться от денег; он просто хотел заняться личными делами, коими пренебрегал многие годы. Кроме того, в тот период чемпион мира должен был защищать свой титул один раз в три года. Хотя публика ожидала увидеть Фишера за доской, его менее чем годовое выключение из шахматной жизни не было чем-то из ряда вон выходящим.