Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очевидно, это вообще не убийца, – вздохнул Уимзи. – Еще один ложный след, инспектор.
– Эта местность изобилует ложными следами! Для меня остается загадкой, как велосипед мог попасть в Юстон, если он не имеет никакого отношения к преступлению. Бессмыслица какая-то. Откуда взялся человек, которого видели в Герване? Он был в сером костюме и очках. Но проделать двенадцать миль за полчаса… Интересно, такое вообще возможно? Разве что на велосипеде ехал тренированный атлет…
– Попробуйте сыграть в игру «Кто есть кто», – предложил Уимзи. – Она поможет вам пролить свет на неприглядное прошлое этих людей. А мне нужно бежать. У меня там два художника рвутся в бой. «На всю страну монаршим криком грянет: «Пощады нет!» И спустит псов войны»[21]. Ну надо же, как легко мне приходят сегодня на ум стихотворные строчки.
Вернувшись в студию, его светлость обнаружил, что Уотерс снабдил Грэма холстом, палитрой, мастихином и кистями и теперь спорил с ним относительно достоинств и недостатков разных мольбертов.
Уимзи поставил перед ними набросок Кэмпбелла.
– Это и есть его картина? – спросил Грэм. – Весьма характерная. Даже суперхарактерная. Правда, Уотерс?
– Именно таких произведений и ждут от кэмпбеллов наших дней, – усмехнулся тот. – Самобытные приемы вырождаются, превращаясь в маньеризм, и их собственный стиль становится карикатурой. Хотя подобное может случиться с кем угодно. Даже с Камилем Коро[22]. Однажды я побывал на выставке его картин, и, после того как увидел сотню или больше, меня начали одолевать сомнения. А ведь он признанный мастер.
Грэм взял свой холст и понес его ближе к свету. Художник сдвинул брови и провел по шероховатой поверхности большим пальцем.
– Забавно, – протянул он. – Нет впечатления целостности. Сколько людей видело этот набросок, Уимзи?
– Только я и полицейские. Ну и окружной прокурор.
– А… Ну ладно. Знаете, я бы сказал… если бы я не знал, что это такое…
– Продолжайте.
– Я бы сказал, что это нарисовал я сам. Складывается ощущение, что здесь перемешались разные стили. Посмотри на эти камни в реке, Уотерс, и на тень под мостом. Слишком много холодных сине-зеленых оттенков, что нехарактерно для Кэмпбелла. – Он отставил холст на расстояние вытянутой руки. – Выглядит так, будто он экспериментировал. Чувствуется какое-то отсутствие свободы, скованность.
Уотерс подошел ближе и ответил:
– Понимаю, Грэм, что ты имеешь в виду. Какие-то словно бы неумелые мазки. Нет, не совсем так. Скорее неуверенные. И это неподходящее слово. Неискренние. Вот! Впрочем, данная особенность мне никогда не нравилась в работах Кэмпбелла. Издалека выглядит эффектно, но когда начинаешь присматриваться, не выдерживает никакой критики. Я называю это типично кэмпбелловским стилем. Бедняга Кэмпбелл! Вечно полон кэмпбеллизмов.
– Да, – кивнул Грэм. – Это напомнило, как одна моя хорошая знакомая сказала про «Гамлета»: «Он весь состоит из цитат».
– А вот Кит Честертон говорит, – вставил Уимзи, – что большинство людей с узнаваемым стилем порой создают произведения, напоминающие пародии на самих себя. Он, в частности, приводит пример поэта Суинберна. Вот это: «От лилий и томлений добродетели к восторгам и розам порока». Полагаю, художники пользуются аналогичным приемом. Хотя я, конечно, совершенно в этом не разбираюсь.
Грэм взглянул на его светлость, открыл рот, чтобы что-то сказать, а потом снова закрыл.
– Ладно, хватит! – воскликнул Уотерс. – Если мы хотим скопировать эту ужасную мазню, то давайте начнем. Отсюда хорошо видно? Краски я положу на стол. И прошу тебя, не швыряй их на пол. Что за отвратительная привычка?
– Ничего я не швыряю! – возразил Грэм. – Я аккуратно убираю краски в свою шляпу, если она у меня не на голове, а если на голове, то складываю рядом с собой на траву. И никогда не разыскиваю краски в сумке, где они валяются вперемешку с сэндвичами. Просто чудо, что ты еще ни разу не наелся краски и не нанес на холст паштет из сельди.
– Я не кладу сэндвичи в сумку с рисовальными принадлежностями, а убираю в карман. В левый. Можешь считать меня неаккуратным, но я всегда знаю, где что лежит. А вот Фергюсон кладет в карманы тюбики с краской, поэтому его носовые платки выглядят хуже тряпок для вытирания кистей.
– Это лучше, чем ходить в одежде, усыпанной крошками, – не унимался Грэм. – Я уж не говорю про тот случай, когда миссис Маклеод решила, будто засорилась канализация, и уж только потом догадалась, что вонь исходит от твоей старой рабочей блузы. Что это было? Ливерная колбаса?
– Раз допустил оплошность. Может, ты думаешь, что я буду, как Гоуэн, таскать с собой непонятное приспособление – нечто среднее между корзиной для пикника и коробкой для красок, – в котором есть отделения как для тюбиков с краской, так и для портативного чайника?
– Да наш Гоуэн просто хвастун. Помнишь, как я вскрыл его корзину и положил в каждое отделение по маленькой рыбке?
– Да уж, помню я, как он разбушевался, – протянул Уотерс. – Из-за рыбного запаха Гоуэн не мог пользоваться этой корзинкой целую неделю. А еще он перестал рисовать, поскольку моя проделка выбила его из привычного ритма. Так он заявил.
– Гоуэн весьма методичный человек, – произнес Грэм. – Я, например, точно ручка Уотермана, работаю в любых условиях, но у него все должно быть по порядку. Впрочем, хватит о нем. Я сейчас как рыба, выброшенная на берег. Мне не нравятся твои мастихин и палитра, а мольберт и вовсе ужасен. Но не надейтесь, что эти мелкие неудобства выбьют меня из колеи. Секундомер под рукой, Уимзи?
– Да. Вы готовы? Раз, два, три – начали!
– Кстати, хочу спросить. Вы ведь наверняка не объясните, каким образом отразится на нас данный эксперимент? За что нас приговорят к повешению: за то, что нарисовали картину слишком быстро, или за то, что делали это слишком медленно?
– Я пока не решил, – ответил Уимзи. – Но, думаю, чем меньше вы будет мешкать, тем лучше.
– Вообще-то этот эксперимент нечестный, – заметил Уотерс, смешивая синюю и белую краски, чтобы получить оттенок утреннего неба. – Копировать чью-то работу совсем не то же самое, что рисовать самому. Копировать гораздо быстрее.
– Медленнее, – возразил Грэм.
– В любом случае это отличается от привычного процесса.
– Проблема в технике, – сказал Грэм. – Я не привык так много работать мастихином.
– А мне это несложно, – отозвался Уотерс. – Я и сам часто им пользуюсь.
– Я тоже раньше пользовался, – произнес Грэм, – но в последнее время перестал. Полагаю, мы не должны в точности передавать каждый мазок? Что скажете, Уимзи?