Другим способом спасти честь верхов являлись утверждения о заимствовании германским генералитетом советской военной теории, в частности доказывалось, что идею массированного применения танковых войск Г. Гудериан списал из советских военных трудов. На деле данная идея разрабатывалась интернациональным способом, начиная с 20-х гг. Немецкая концепция использования танковых войск была достаточна самобытной, хотя, естественно, как и любая другая, использовала теоретическую мысль других стран. И пока в СССР дебатировался вопрос о целесообразности создания механизированных корпусов, германское командование от кампании к кампании на деле совершенствовало боевое применение танков в сводных группах. Даже в постсоветское время – в 90-е гг. – «Военно-исторический журнал» Министерства обороны России печатал статью за статьей о превосходстве советской военной теории над западной, о полном заимствовании германской военной мыслью советских разработок, хотя от высказанных идей по поводу характера в будущей абстрактной войне до реального воплощения их в жизнь дистанция космических размеров. На деле Красная Армия в начале войны – в маневренный ее период – ничего не смогла противопоставить вермахту ни в воздухе, ни на земле.

Теория танкового глубинного прорыва оказалась куда революционнее и, главное, сложнее в практическом исполнении, чем это могло показаться на первый взгляд. Она предъявляла чрезвычайно высокие требования к командному составу и к качеству организации танковых соединений. Взять, например, материально-техническое снабжение. Солдат или лошадь можно вовремя не покормить. Понуканиями, угрозой или лаской заставить превзойти их обычные физические возможности. Для машин этот номер не проходит. Без горючего танки двигаться не будут; без смазки или из-за чрезмерных нагрузок механизмы выйдут из строя невзирая на строгие приказы о наступлении. Если солдатами можно распоряжаться совершенно бездумно, то машинами – нет. Они требуют к себе умного отношения, начиная с рядового водителя и кончая командующим фронтом. В первые дни войны на мехкорпуса Юго-Западного фронта обрушилось столь много противоречивых приказов, обязывающих танковые войска без конца мотаться форсированными маршами вдоль линии фронта, что до половины танков выходило из строя еще в походе. В 1941–1942 гг. советское командование столкнулось с почти неодолимыми трудностями в деле управления крупными танковыми соединениями, проиграв все без исключения(!) танковые сражения. Лишь зимой 1942/43 гг. эта задача была разрешена удовлетворительно.

В качестве сравнения следует отметить и такой факт. Хотя решающую роль в боях у германских войск играли танки, но в отличие от Красной Армии у них очень надежной была и противотанковая оборона, которая выполнила свои задачи, даже несмотря на кризис в июне – июле, вызванный неожиданным появлением на поле боя советских Т-34 и КВ.

В мировой военной практике встречается не так уж много примеров того, чтобы крупные воинские формирования сознательно бросались в оперативный тыл противника с целью нанести ему решительное поражение. В дотанковую эру подобной силой могла быть только кавалерия, но лишь кочевники использовали ее как таран большой оперативно-стратегической мощности. И хотя в Первую мировую войну появился новый род войск, могущий выполнять былую роль конницы, но отказаться от привычного линейного построения войск, где все соединения связаны друг с другом общей линией фронта в пользу маневренного, а значит, рискованного вида боевых действий, решались не многие армии. Ведь в этом случае от войск требовалась высокая выучка, наличие инициативно мыслящих командиров, хорошая организация связи и служб снабжения. То, что при линейной тактике и линейном построении войск делается сравнительно просто, вырастало в сложную проблему при маневренных операциях. Массированное применение танков советской стороной в 1941 г. оказалось совершенно неэффективным. Использование мехкорпусов полностью провалилось. Они не только не сыграли той оперативно-стратегической роли, что им предназначалась теорией, но и не сумели выполнить даже оперативно-тактических задач поддержки стрелковых частей. Срок боевого применения мехкорпусов составлял считаные дни, после чего они выводились из сражения ввиду потери своей основной матчасти.

В качестве одной из причин неудачного исхода боев советские историки и мемуаристы ссылались на недоукомлектованность корпусов. На самом деле целый ряд мехкорпусов закончили формирование: 1-й – в Ленинградском округе, 6-й – в Белоруссии, 4, 5 и 8-й – на Украине. Все они имели в своем составе по тысяче танков. По сути дела, каждый из них равнялся или даже превосходил по численности одну из танковых групп вермахта. Однако им также не удалось выделиться из общего ряда погибших корпусов. Основными причинами этого являлось плохое обеспечение наступления корпусов, включая снабжение, распыление сил, слабое воздушное прикрытие и другие организационные неувязки, кроме того, неудачные тактические приемы ведения боя. Атака советских танков нередко строилась густой, массированной колонной, что давало изобилие целей поднаторевшим немецким артиллеристам, огонь которых не подавлялся. Начисто отсутствовало взаимодействие между родами войск – пехотой, артиллерией, авиацией.

Немецкие танкисты иначе строили схему боя. Они не бросались навстречу нашим танкам, а ожидали, пока артиллерия дезорганизует атаку неприятеля, после чего обычно наносили фланговый удар, стремясь не попасть в зону действия советских пушек.

Долгие годы полные сведения о боевом потенциале Красной Армии скрывались. На то были веские причины. Они развенчивали главный миф советской истории – о безусловном численном превосходстве вермахта. Вот официальные рассекреченные данные из сборника Министерства обороны России «Гриф секретности снят»: 22 июня 1941 г. действующая армия располагала 14,2 тыс. танков, еще 8,4 тыс. находились во внутренних округах (7, с. 350 табл.). Но так как у нас всегда не все ладно, то в сборнике указано, что из них 29# нуждались в капитальном ремонте и 44# – в среднем, поэтому из всей армады лишь 3,8 тыс. танков приграничных округов были полностью боеспособны. Хорошо, пусть так, но даже это количество равнялось всему танкопарку войск вторжения вермахта. К тому же напрашивается закономерный вопрос: а разве немецкие танки не нуждались в ремонте?

Но о ремонте как насущной проблеме боеспособности бронетанковых сил вермахта, у нас никто не писал, хотя часть танков в апреле – мае 1941 г. была задействована на Балканах, что не могло не сказаться на их моторесурсах. Но даже если в июне большую часть советских танков поставили на ремонт, то они все равно представляли огромную силу, ибо ремонт когда-нибудь кончается, а танки были нужны не только 22 июня, но и 22 июля, и 22 августа… Другое дело, итоги этих боев всегда были удручающими.

С 22 июня по 9 июля 1941 г. Северо-Западный фронт потерял 2523 танка; Западный за тот же период – 4799 танков; Юго-Западный – 4381 танк; Карельский фронт – 546 танков… Итого 12 249 танков! (7, с. 368 табл.). Цифра фантастическая! Это значит, что на каждый немецкий подбитый танк приходилось 10 советских! Даже если часть танков была взорвана при отступлении в силу объективных причин (поломки, отсутствие горючего), все равно остается только подивиться тому, как немцам удалось за 2,5 недели уничтожить столько танков, и тому, как советскому командованию удавалось угробить столько техники за такой короткий срок. Да, предвоенная сталинская «чистка» командного состава удалась полностью. Качество командования упало до плинтуса. (Информация для сопоставления: танкопарк англо-французских вооруженных сил в 1940 г. составлял порядка 3,7 тыс. танков.)