Паша не шевелился. Его нижняя губавздрагивала, на лбу выступила испарина. Я подошла к Машеньке, обнявшей слона,поцеловала ее и потрепала за ушко.

— Я скоро приду к тебе опять.

— Приходи. Ты плачешь по своей девочке,которую Боженька забрал на небо?

— Да.

— А как ее звали?

— Как твою маму.

— Мою маму зовут Дина.

— Мою девочку тоже звали Дина.

Машенька протянула ко мне свои ручонки иобняла меня:

— Приходи. Я буду скучать. А если увидишь моюмамочку, то обязательно ей скажи, чтобы она возвращалась побыстрее. Нам с папойочень без нее плохо. Скажи, что мы без нее болеем. Папа все время кладет подязык какие-то таблетки, а еще я видела, как он плакал. Правда, он сказал, чтоон так зевнул, но я-то знаю, что так не зевают.

— Обязательно скажу, — прошептала я ибросилась к выходу.

— Постойте, пожалуйста, — остановил меня Паша,когда я была уже на лестнице.

Я виновато посмотрела на него.

— Вы тоже ездили в Америку?

— Да.

— Ваша дочь умерла при родах?

— Да.

— Я так и понял, когда вы разговаривали сМашенькой. Скажите, что с Диной?

— Она скоро вернется.

— Вы меня обманываете. Я чувствую, что с нейчто-то случилось.

— С ней ничего не случилось. Она жива, здороваи скоро вернется. Вы только ее ждите. Обязательно ждите…

— А мы ждем. Вы ей скажите, что нам не нужныэти деньги. Пусть она сама возвращается, а если можно, то с сыном…

— Конечно, скажу.

Паша придвинулся ко мне совсем близко и развелтрясущимися руками:

— Оля, скажите, — Дины уже нет в живых?

— С чего вы взяли? — Я опустила глаза.

— Я знаю это. Я все понял. За этот короткийсрок, где я только не был. Оставлял Машеньку с бабушкой, ходил в посольствоСША, звонил во все инстанции. Я знаю, что у нее очень больное сердце. Она иМашеньку-то с трудом родила, чудом выкарабкалась. Она все анализы подделала…Дались ей эти деньги! Жили же мы как-то без них… Если ее уже нет в живых, вымне скажите. Вы мне только скажите. Я переживу. Я сильный. Я же мужчина. Хотякакой я мужчина, если моя жена от безденежья поехала продавать собственноедитя!

Его била дрожь, на глазах появились слезы:

— Знаете, я ведь научный работник, получалраньше очень хорошо. А потом непонятное началось, хаос какой-то… Не понимаю,зачем ученую степень получал и диссертацию защищал. Даже на питание не сталохватать. Зарплату дадут, стыдно жене нести — один раз на рынок сходить. Я знаю,что Дины нет. Если бы она была, то обязательно позвонила… Она ведь всегдазвонила. Отовсюду, где бы ни находилась. Я не нашел никаких концов. Впосольству сказали, что никакая беременная женщина такого-то числа не вылетала.Значит, она скрыла свою беременность, получается, что она по поддельнымдокументам вылетела — Понимаете, я больше не могу ждать. Не могу.

— Как это не можете?

Я начал сходить с ума. Я жду телефонногозвонка, прислушиваюсь к шагам на лестничной клетке, всматриваюсь в лицапрохожих. Я не смогу без нее жить. Я ее люблю. А вы когда-нибудь любили?

— Да, я и сейчас люблю.

— Я тоже сейчас люблю… А ваш любимый человекрядом?

— Пока да.

— А моего нет.

— Простите, мне пора, — быстро проговорила я ипобежала вниз по лестнице.

Я не помню, как очутилась на улице.Остановилась, когда поняла, что хромаю. Вероятно, прыгая через ступеньку, яподвернула ногу. Мне не следовало врываться в их дом. Но я принесла немногоденег… Хотя что такое деньги?! Да ничего! Еще недавно я думала, что весь мирбудет лежать у моих ног, если у меня будут деньги, а теперь знаю точно, что нев этом дело! Господи, как я ненавижу деньги, нашу зависимость от них. Если нетблизкого человека, деньги не спасут. На них не купишь счастье и не устроишьличную жизнь. На них устроишь только свой быт, но будешь ли ты счастлив » этомбыту?! Хотя нет, деньги нужны ребенку. Ребенок должен хорошо питаться, иметьигрушки». А может, я была не права? Может, я должна была признаться Павлу втом, что его жены нет?! Может быть, следовало рассказать, как она умерла и каклюбила его и каялась перед смертью?! Одному Господу Богу известно, гденаходится ее тело. Был бы хоть памятник. Ведь могилка — единственное, чтоостанется тому, кто потерял любимого человека. На могилку можно приходить,разговаривать, часами смотреть на фотографию, думать, опрокинуть стопку, вконце концов. Словно этот человек и не умирал вовсе. Словно он по-прежнемурядом, только он и превратился в безмолвный мрамор, который все слушает,понимает, переживает, но не может ответить. Нет, я правильно сделала, что нерассказала Павлу правды. Человек должен на что-то надеяться, чему-то верить.Жизнь без надежды и веры теряет смысл.

Вывихнутая нога ныла так сильно, что я немогла двинуться в дом, из которого вышла. Я даже не старалась, я простомашинально нашла нужные окна и нужный балкон. На балконе седьмого этажа стоялседоволосый Паша и смотрел на меня странным взглядом. В нем читаласьбеспомощность, растерянность и безысходность. Этот взгляд настораживал и пугал,притягивал и в то же время отталкивал…

Павел облокотился на перила, перегнулся ирухнул вниз.

— Человек с балкона выбросился! — закричалакакая-то женщина.

Рядом с лежащим Павлом собралась целая толпабурно жестикулирующего народа. Я не видела этих людей, я только слышала ихголоса. Они то отдалялись, то приближались.

Мне показалось, что на некоторое время явообще потеряла зрение.

— Алкоголик, наверно.

— На наркомана не похож!

— Псих, точно! У них по осени обострение.Сейчас в больнице мест нет, так их на волю выпускают.

— Да вроде приличный мужчина на вид.

— Приличный мужчина с балкона прыгать небудет…

— А может, его кто столкнул?!

— Да никто его не толкал, сам прыгнул. Захотелпокончить жизнь самоубийством и покончил. Сейчас это сплошь и рядом. Может, егона работе сократили?!