Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джадранцы не были строгим орденом. Они позволяли устраивать смешанные монастыри, где жили одновременно и мужчины, и женщины, хотя от всех требовалось, чтобы они приняли обет безбрачия. Еще им довольно часто позволялось покидать монастырь, в основном для того, чтобы купить продовольствие, раздать милостыню и похозяйничать в городском храме. Тогда я не знала об их ордене ничего, кроме этих расплывчатых сведений, однако они помогли мне отчасти унять волнение, которое я испытывала, подходя к воротам – а это сооружение было куда более внушительным, чем то укрепление, что охраняло северную часть Долины Гейл.
– Кто идет? – крикнул в смотровую щель ночной сторож.
– Та, кто ищет убежища, – произнесла я старинное воззвание.
Я услышала, как привратник негромко выругался, словно он часто слышал эти слова. Впрочем, возможно, так и было: многие могли поддаться соблазну и попытать удачу, чтобы на целый месяц заполучить ночлег и питание. Молчаливые раздумья и божественная скука были невысокой ценой за это. Я подозревала, что монастырь боролся с подобными наглецами, делая их жизнь невыносимой в этот первый месяц.
– От чего ты ищешь защиты? – спросил он меня голосом ряженого актера, два десятка лет исполняющего одну и ту же ненавистную ему роль.
– От моего нанимателя, – слабым голосом сказала я. – От Правосудия.
Щелкнул засов, и ворота распахнулись.
– Ты же его секретарь, – сказал привратник. Он был морщинистым стариком, закутанным в несколько слоев верхней одежды. Где-то под ней скрывалась изношенная ряса. – Он приехал по Хаунерской дороге, верно?
– Да, – сказала я. Мне не пришло в голову спросить, откуда ему это известно. Вести о прибытии Правосудия разносились быстро.
Старик прищурился, глядя на меня своими слезящимися глазами.
– Ты ранена? – спросил он.
– Я была ранена, служа ему.
– Ты выглядишь напуганной, девочка. Он поднимал на тебя руку?
– Нет, я… Он заставил меня участвовать в своих колдовских обрядах. Мы разговаривали с мертвецами.
Старик наигранно ахнул. Он тут же повернулся боком и махнул мне, чтобы я переступила порог.
– Заходи, дитя, заходи. Магистраты – грешный орден. Они играют с силами, издревле принадлежавшими Церкви. У мирян нет права говорить с мертвыми. Идем, идем, я сейчас же отведу тебя к обенпатре.
Я знала, что стоит упомянуть сеанс, и меня тут же впустят. Также во многом мне помогло и то, что я была хорошенькой молодой женщиной. Я ничуть не сомневалась, что старому вонючему попрошайке было бы незамедлительно отказано. А по реакции привратника я почувствовала, что мое появление стало для их ордена чем-то вроде дара судьбы.
Ощутив прилив смелости, я переступила порог и последовала за привратником внутрь. Мы поспешили пройти по крытой галерее, окружавшей аккуратную квадратную лужайку. По ее краям росли подснежники и другие зимние цветы. В иных обстоятельствах я бы остановилась, чтобы полюбоваться цветами и насладиться умиротворением, царившим в этом простом саду, но привратник поторопил меня. Мы вошли в монастырь – в комплекс зданий, пестривший разнообразными архитектурными стилями, от примитивного драэдического до современной неманской готики.
– Сюда, входи, – сказал он, указывая на крепкую деревянную дверь.
Привратник суетливо повел меня по лабиринту теплых, тускло освещенных каменных коридоров, пока наконец мы не дошли до покоев обенпатре. Мы остановились у двери.
– Ты должна говорить с ним почтительно, – резко сказал привратник.
– Конечно, – ответила я.
Старик постучал в дверь. Мгновением позже послышался громкий, властный голос обенпатре, велевший нам войти.
Ночной привратник открыл дверь и ввел меня внутрь. Приемная была обставлена небогато и вмещала в себя лишь стол и несколько книжных полок. Единственной данью уюту здесь был жарко растопленный очаг.
Сам обенпатре напомнил мне лорда Бауэра – простой, непримечательного вида, с седыми волосами, седой бородой и жирным брюшком. Он сидел за столом и в тусклом свете свечей разбирал какие-то бумаги. В моем взвинченном состоянии мне казалось, что он смотрел на меня как хищник на добычу, но на самом деле, скорее всего, в его взгляде было лишь любопытство. Он был одет в темно-пурпурную рясу, подпоясанную белым шелковым поясом.
– Кого ты привел ко мне, брат Уолтер? – снисходительно спросил обенпатре.
– Это секретарь Правосудия, ваше превосходительство, – сказал ночной привратник, которого, судя по всему, звали Уолтер. – Она оставила его, потому что тот занимался темным колдовством. Она ищет убежища.
Обенпатре посмотрел на меня. Мне показалось, что он чуть сощурился, но, возможно, у меня просто разыгралось воображение.
– Неужели? – спросил он. – Как тебя зовут, дитя?
– Х-хелена, – сказала я, притворно запнувшись.
– Просто Хелена?
– Седанка.
– Хелена Седанка, – сказал обенпатре. Он снова повернулся к привратнику. – Благодарю тебя, брат Уолтер. Можешь оставить ее со мной.
Привратник поклонился и прошаркал прочь из комнаты. Тяжелая деревянная дверь гулко захлопнулась. Мое сердце заколотилось. Я пыталась убедить себя, что обенпатре не заподозрит меня сразу же, но мое тело было не переубедить. Я начала потеть.
– Ты выглядишь напуганной, дитя, – сказал обенпатре. – Тебе нечего бояться. Это место богослужения и молитв. Нигде в Империи ты не будешь в большей безопасности. Подойди, садись.
Он указал на деревянный стул, стоявший перед его столом. Я уже видела такие раньше – Вонвальт называл их стульями «посиди и отвали», потому что они были настолько неудобными, что посетитель не мог усидеть на них слишком долго. Я подошла и села. На мне все еще был надет плащ, и мне стало очень жарко.
– Ты просила у нас убежища? – спросил обенпатре.
Я кивнула.
– Тебе знакомы законы церкви?
– Я… не знаю, – сказала я, спохватившись. Мне не хотелось, чтобы ему показалось, будто я готовилась прийти сюда.
Несколько секунд обенпатре молча разглядывал меня.
– Законы церкви гласят, что всякий, ищущий убежища, должен получить его на месяц. Однако и из этого правила есть исключения. Скажи мне, Хелена, ты не изменница?
Я энергично помотала головой.
– Не убийца?
Снова тот же ответ.
– Ты отрекалась от Учения Немы?
Я помотала головой в последний раз. Казалось невероятным, чтобы кто-нибудь, виновный в любом из этих преступлений, признался бы в них в подобных обстоятельствах, однако позже я узнала, что по законам церкви наказанием за ложь при прошении убежища была смерть.
Мы еще какое-то время посидели в тишине.
– Так что же привело тебя в Орден святого Джадранко?
Его тон смягчился, и он стал больше похож на монаха, а не на властителя. В стенах монастыря превыше него был только Император… и Правосудие Императора. Однако наша стычка с Вальдемаром Вестенхольцем показала, что даже у их, казалось бы, безграничной власти все же были свои пределы.
Я рассказала обенпатре легенду, которую мы придумали с