путь проложен прямо первым из пришедших

жаждет жадно жизни жалящий железом

зов звенит заветный запад зазывает

соберет стихии сила самодержца

Торец длинного кургана. Круглая камера. Человеку – только если он не круитни – не выпрямиться под низким сводом. Не-человеку плиты сланца над головой не помешают стоять во весь рост.

Никакого света – лишь синим огнем горят узоры на теле короля и его наследника.

Одна из плит начинает мерцать белым. В подземелье врывается пьянящий запах луга.

Другая плита мерцает тускло. Пахнет влажной землей леса.

Рианнон.

Араун.

Сеть сплетем, сталь согнем, власть сорвем, сожжем, снесем, чужое чудо-чудище чарами перечеркнем, заклятье заморозим, заморочим, заговорим, запоем, западнее заката загоним, верой волю вернем, желанием жизнь разожжем!

Смерть – смех! Сталь – прах! Чужд – слаб! Свой – прав!

Как змеи выползают из топей своих, так пусть прочь из тела ползут заклятия Запада!

Как снег тает под солнцем, так пусть истают заклятья Запада!

Как страшатся волка овцы, так пусть бессильны будут заклятия Запада!

Отсветы силы всех троих плясали по подземелью, словно нечисть в Самайн. Могущества, вложенного сейчас, хватило бы, чтобы уничтожить город или воскресить мертвеца… но не на заклятье, чуждое Прайдену.

Друст казался спящим беспокойным сном… он уже не выглядел умирающим – но и живым не был.

Рианнон отвернулась, смахнула слезы отчаянья с ресниц. Белая Королева не хотела признавать поражения.

– И что теперь? – голос Марха был бесстрастен.

– Отпусти его, – покачал рогатой головой Араун. – Ты видишь: мы бессильны. Мы когда-то не смогли исцелить Врана от ничтожной раны в бедро… а Друсту не сравниться с Верховным Королем.

Марх молча покачал головой.

– Отпусти, – срывающимся голосом сказала Рианнон. – Он уйдет со мной. Будет жить у меня. Увидится с матерью. Станет тенью приходить к тебе. Это не потеря, Марх. Он всё равно будет рядом с тобой, ты лишишься только наследника для людей – но он ведь…

– Нет! Друст будет жить!

– Зачем? Ты истязаешь его и мучаешь себя…

– Он останется в живых! – каменные плиты отражают рык короля.

– Как? – горько спрашивает Араун. – Мы сделали всё, что могли. Больше, чем могли.

– Вы – да. Но не я.

Голос Рианнон звучит укоризной:

– Это пустое упрямство, сын мой…

– Убирайтесь! Если не можете спасти его – уходите прочь!

И переливчатое мерцание силы меркнет.

В темноте только Марх и бесчувственный Друст.

Помогите моему мальчику, прошу вас.

Прошу всех, кто слышит.

Я не зову могущественных. Не зову сильнейших.

С этой бедой не сладить силой. Я зову тех, кто хочет помочь.

Хитроумные заклятья не смогли сделать ничего. Разум здесь бессилен так же, как и магия.

Последняя наша надежда – на доброе сердце. На теплое желание помочь.

Там где сдаются великие, приходит черед малых.

Где сдается мудрость, приходит черед безумия…

– Давай-ка отнесем его на солнышко, – сказал Колл, идя по галерее кургана, будто тот был его собственным двором.

За свинопасом вперевалочку шла полная немолодая женщина в белом платье, и Марх не сразу понял, что это Хен Вен решила сменить обличье на человеческое.

– Вы?! Я должен был сообразить сразу…

– На воздух его, на воздух, – кивнула Хен Вен. – Мальчику душно здесь. Ишь, заклятий-то сколько… и как вы весь курган ими не разворотили.

Она хмыкнула – почти как хрюкнула.

Марх и Колл взяли Друста – один за голову, другой за ноги – посмотрели друг другу в глаза и… легко и мягко миновали грань миров.

Корнуолл. Утро. Менгир на холме. В низине – хижина Колла.

– Отнесем туда?

– Нет, положите здесь, – возразила Хен Вен.

Она не меняла обличья.

– Что ты делаешь? – изумился Марх. – Тебе же нельзя в мире людей быть…

– Это уже неважно, – мягко улыбнулась она. И хозяйским тоном велела королю: – Сбегай вниз, принеси воды. Мальчик захочет пить, когда очнется.

Марх со всех ног помчался к дому.

Король прибежал назад очень быстро, но Хен Вен, видно, уже успела сделать то, что не под силу оказалось Властителям Аннуина. Друст полулежал на коленях у Колла, глаза юноши были открыты, взгляд – ясен, и только по закушенной губе было видно, какую сильную боль он терпит.

– Ддя… дя… – выдохнул Друст.

– Жив!

Тот снова закусил губу и чуть опустил веки, что означало согласие.

Марх налил воды к долбленую чашу, поднес к губам племянника.

– Пей.

Друст выпил половину и откинулся назад: даже простой глоток был для него сейчас слишком трудным делом.

Неподалеку в траве свернулась калачиком Хен Вен – всё еще в человечьем облике. Марх подошел к ней, хотел сказать, как это опасно – играть обликами в мире людей, тронул за плечо…

Мертвое тело упало спиной в траву.

– Ка-ак?!

– А как ты думал? – нахмурился Колл. – Она отдала свою жизнь ему. Он был хорошим свинопасом когда-то… она отблагодарила.

Марх молчал. Хен Вен за Друста… король со стыдом понимал, что эта жертва его более чем устраивает.

– Она много потрудилась для мира людей, – проговорил Свинопас. – Теперь отдохнет в Аннуине век-другой. Потом посмотрим.

– Дя…дя… – снова заговорил юноша, – послушай…

– Молчи, молчи! Тебе надо отдыхать, потом поговорим.

– Нет… – он с трудом выталкивал из себя слова. – Рану не вылечить… не здесь… мне надо в Ирландию…

– Что?! Ты сошел с ума?!

– Да… Я всегда был… сумасшедшим. Когда пошел к Гвидиону… особенно…

– Друст, тебя там убьют!

– Нет… послушай… отправь меня в ладье… по морю… наугад… может быть… мне надо западнее Эрина… там острова… чародеев… море вынесет…

Король уверился, что у племянника – бред и спорить не о чем.

– В замок, – приказал он Коллу.

– Нет, – возразил старый Свинопас. – Мальчик прав. Жертвы Хен Вен оказалось недостаточно. И никто лучше Друста не знает, как исцелить его рану.