Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Без пятнадцати четыре из арки на площадь медленно вполз семиметровый голубой лимузин василькового цвета. За спиной водителя во весь рост стоял новый мэр и приветствовал электорат.
— Не вижу ваши руки! — выкрикивал он. — У вас хорошее настроение?
— Да-а-а! — откликнулась площадь.
— Не слышу-у? — крикнул Руслан и приложил правую ладонь к правому уху.
— Да-а-а! — заорала площадь и затопала ногами. Гостевая трибуна задрожала. Раздался треск, но омоновцы бросились к ней и подперли ее своими спинами, как атланты.
— Не е…ся? — испугался Кабан.
— Не бэ! — сказал начальник РУБОПа. — Мои ребята выдюжат!
Лимузин медленно приближался к трибуне. Рядом с Русланом Людмиловым стояла грациозная темная газель Банана Хлопстоз и забрасывала народ конфетами.
За лимузином, еле поспевая, семенил художник Дамменлибен. Одна его рука держала небольшой мольберт, а другая живописала дорогие черты нового любимого градоначальника. При этом Дамменлибен умудрялся подпрыгивать и целовать руку Руслана Людмилова, повторяя: «Ге-ге-гений!.. В-вы ге-гений! А Б-ба-ба-нана кра-савица!.. А в-вы ге-ге-гений!..»
Лимузин остановился возле трибуны. Руслан и Банана поднялись к гостям. Банана встала рядом с Кабаном и легонько чмокнула его в щеку, сказав тихо, но со смыслом: «Спасибо, брат…»
Кабан отшатнулся и процедил сквозь зубы, но тоже со смыслом: «Не афишируй, сука! Жена рядом! Люди смотрят!»
Затем он подошел к микрофону:
— Дорогие земляки! Разрешите этот счастливый стихийный митинг позволить открыть новому пресс-секретарю нового мэра — Банане Луиджиевне Хлопстоз!
Народ взорвался.
Банана дождалась тишины и произнесла:
— Дорогие мои! Позвольте представить мне вам вновь избранного мэра нашего мухославного города — неописуемого Руслана Ангеловича Людмилова!
Площадь впала в оргазм.
Преодолевая имитируемое волнение, новый мэр обратился к электорату:
— Родные мои! Спасибо вам, спасибо моим и вашим родителям! Без них ничего бы не было!.. У меня нет слов!.. Мое слово — мои песни!.. Позвольте разрешить передать слово моему пресс-секретарю Банане Хлопстоз.
Оргазм крепчал.
— Дорогие мои! — закричала пресс-секретарь. — Руслан Ангелович правильно сказал: его слово — это его песни! И он с большой любовью и охотой решил подарить вам в этот незабываемый день свое шоу! Здесь и сейчас! Встречайте! Несравненный певец и неподражаемый мэр — Руслан Людмилов!
Перекрывая экстатический рев, грянула, сотрясая площадь и окружающие здания, музыка.
Началась новая, еще более счастливая жизнь…
Электорат пил, пел и смеялся, как дети.
Пиво «Руслан» было правильным пивом, и оно оказывало на здоровые организмы свое правильное и естественное действие.
Поскольку светлая мечта проктолога Передковского о целевой застройке города сверкающими и благоухающими писсуарами и унитазами была еще в глубоком проекте, люди шли и бежали к песчаным пляжам реки Мухи и опорожняли свои переполненные счастьем пузыри прямо в неспешные ее воды.
В наступающих сумерках никто и не заметил, как уровень реки, определенный муниципальным стандартом, стал подниматься…
А на левом берегу уже началось пиротехническое пиршество. Сухие беспорядочные хлопки рождали разноцветные букеты, еще более поднимая и без того приподнятое настроение.
И вдруг случилось так, что одна из выпущенных ракет, не достигнув положенного апогея раскрытия, свалилась вниз и угодила в недавно открытую нефтяную скважину… Здесь она и сработала. Столб пламени поглотил близлежащие строения, которые загорелись, заражая бактериями пожара все окружающее…
Но ничто в этот вечер не могло омрачить карнавального настроения мухославцев. Переполнившаяся от счастья река Муха в этот момент вышла из берегов и поглотила результат недоброкачественности пиратски изготовленного пиротехнического средства, а явившийся откуда-то ветер разогнал специфически ароматизированный дымный туман…
Камера панорамирует с одного радостно-испуганного лица на другое, с девушки, насладительно глотающей прямо из бутылки пиво «Руслан», на юношу, целующего другого юношу. Тощий человек с бритой головой и с глазами навыкате держит камеру и смотрит в монитор, на котором плывут титры: «Вы смотрели новый сериал „Российские страсти“». Тощий человек выключает камеру и говорит сам себе, взглянув на небо: «Всё. Смонтируем там». Тощий человек становится совсем маленьким, влезает в камеру и захлопывает крышку. Еще мгновение — и камера взлетает, словно звезда, падающая вверх. Она на секунду застывает светящейся точкой на темном небосводе и начинает ритмично дергаться вправо и влево в такт звучащей на мухославской площади «Беби темноокой»…
И тут, не выдержав тяжелых низкочастотных колебаний, рушится гостевая трибуна. Несколько нераздавленных омоновцев спешно извлекают из-под обломков высоких гостей, стряхивают с них пыль и делают вид, что ничего не произошло.
— Без паники! — кричит начальник РУБОПа. — Посуда бьется к счастью! Праздник продолжается!
Перемазанного и перепуганного мэра омоновцы уволакивают с площади, но голос его, поющий «Беби темноокую», продолжает звучать…
И в этот момент из арки выезжает детский педальный автомобиль. В автомобиле давит на все педали подросток с арабской куфьей на голове. На капоте, разбрасывая во все стороны холодные искры, шипит бенгальский огонь.
Люди в ужасе разбегаются кто куда, создавая давку. Слышны крики «Террорист!», «Ваххабит!», «Исламист!».
Автомобиль останавливается, бенгальский огонь гаснет, «террорист» выходит из автомобиля и картинно раскланивается.
— Взять его! — кричит начальник РУБОПа. — Взять негодяя!
Наиболее смелые устремляются к негодяю, но, поняв, что шутка не удалась, он бежит к арке. Кто-то срывает с его головы арабскую куфью, и все видят на его затылке иудейскую кипу.
— Сионист! Жиденок! — кричит толпа.
Ветер сдувает с головы «сиониста» кипу, обнажая светло-русые волосы, собранные на затылке хвостиком.
За ним уже гонится осмелевшая толпа. Но проворный Никак, оглянувшись, показывает язык и припускает что есть мочи…
Толпа постепенно отстает, и Никак исчезает из виду в окончательно сгустившихся сумерках…
…Он все бежал, бежал и бежал, не сворачивая ни вправо, ни влево, потому что знал еще по урокам географии, что земля круглая и если все время бежать из одной точки в одном направлении, то рано или поздно вернешься в ту же точку… Когда? Кем? В какой жизни?.. Но обязательно вернешься…
И он все бежал, бежал, бежал…
«Дальше, в поле, стало совсем почти темно и от тумана уже непроглядно. Навстречу тянуло холодным ветром и мокрой мглой. Но ветер не разогнал тумана, напротив, нагонял все гуще его холодный, темно-сизый дым, душил им, его пахучей сыростью, и казалось, что за его непроглядностью нет ничего — конец мира и всего живого».