– Неужели? – изумился Алехан. – На Руси всегда почитали стариков.

– Другое время, Алексей Григорьевич, – вздохнув, развел руками дворецкий. – У них уж барышни дворянками живут, расфуфыренные в колясках ездят, а старику лишний хлеба ломоть не кинут, ходит в обносках.

Орлов покачал головой, непонятно ему это было. У них в семье пятеро молодцев всегда чтили батюшку, а после его смерти младшие в рот смотрели старшему Ивану, а самые младшие – Григорию. И только Алексей позволял себе частенько покровительственный тон с Гришей, но потому лишь, что особо дружен с ним был.

Красивые глаза Орлова погрустнели.

– Что ж, совести людям не прибавишь! Скажи ему, пускай ко мне переселяется. Помещение хорошее сыскать и кормить с моего стола, пусть спокойно доживает дед свой век. И, чтоб не зазорно ему было, должность, что ли, какую приищи. Сторожа там или еще чего по силам…

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Вошел секретарь.

– Алексей Григорьевич, там вдова Перхушина просится.

– Какая еще Перхушина?

– У которой помещик Акимов незаконно именье отсудил. Помните?

– А! Да. Ну-ну?

– Плачет, ваше сиятельство. Гонят ее отовсюду, никто жалоб не слушать не желает.

– Ты разобрался?

– Да, граф. Шельмец, простите, ваше сиятельство, этот Акимов.

– А коли так, бери бумагу да чернила незамедлительно. Пиши просьбу от меня – кому там надо, сам знаешь, небось. Я подпишусь. И отдашь вдове это ходатайство, посмотрим, как Орлову откажут.

Едва разобрались с вдовой – нагрянул графский управляющий именья под названием Хреново… Так почти до самого вечера граф выслушивал доклады и выносил решения.

Вечером ужинали с Сергеем, потом граф поехал на сон грядущий прогуляться верхом, а Сергей завалился на диван с французским романом, прочтя полстраницы из которого, заскучал и стал думать о будущей своей жизни.

– Разве что и впрямь жениться, как сам Алексей Григорьичу советовал? Я ведь уж и думал об этом. А почему бы и нет?..

* * *

Наступило воскресенье. Залы с накрытыми столами наполнились народом – вместе со зваными гостями в дом Орлова свободно проходили и незваные, желающие задарма превосходно пообедать. Но не только за этим приходили. Все знали, что у радушного Алексея Григорьевича всегда хорошо, просто и весело.

Семья Михайловых, приодевшись ради выдающегося случая во все лучшее, робея, проходила мимо блистательных швейцаров. Три девочки, лет пятнадцати, тринадцати и восьми, едва не разевали рот и кидали направо и налево изумленные взгляды любопытных глазенок, жадно рассматривая и лепные потолки, и драгоценные ковры, и живую зелень, цветущую среди зимы, и коллекции картин, фарфора, оружия, и всю обстановку дома, несмотря на почти восточную роскошь, отображающую изящный вкус хозяина. Трое сыновей, старшему из которых было тридцать два, старались не выражать внешне своего восхищения, но и у них блестели глаза. Отставной капитан и отставная капитанша, а также тетушка, шедшая рядом с Лизой, были скорее напуганы и подавлены как богатством дома, так и величием его хозяина. И только Лизавета Афанасьевна, казалось, воспринимала все спокойно, хотя и стыдилась за родителей, что те имеют вид бедных родственников, нежданно-негаданно приглашенных в дом богатого дядюшки.

Граф Орлов сам вышел им навстречу, поздоровался просто, весело, перецеловал дамам руки, от чего те смутились, опять же, кроме Лизы, принявшей это как должное.

Вошли в залу. Сергей Александрович издали заметил знакомое личико и подошел поприветствовать девушку и ее родных. Без шубки Лиза произвела на него чудесное впечатление, так как открылась удивительная стройность ее высокой фигуры, плотно облегаемой серо-жемчужной тканью не самого богатого, но сшитого с отменным вкусом платья. Она была, по-видимому, физически сильна, в чем-то это неуловимо проявлялось. Светлые волосы с рыжеватым оттенком, слегка припудренные, не имели никаких украшений.

Девушка тоже узнала его.

– Мой близкий друг, Сергей Александрович Ошеров, секунд-майор, – представлял его Орлов.

Сергей все еще не снимал мундира, Лиза скользнула взглядом по Георгиевского кресту. Отставной капитан оживился.

– В последней войне изволили участвовать, батюшка? – тихим, радостным голоском осведомился он. – Да, мы при Минихе, фельдмаршале, помнится, тоже турок бивали!

Сергей что-то приветливо ему отвечал.

За столом Лиза оказалась напротив Ошерова, и Сергей мог сколько угодно любоваться ее, не сказать что красивым, но выразительным лицом, следить за движением хоть и великоватых, но прекрасной формы рук.

Общий разговор оживлялся с каждой минутой, заговорили о Петербурге, принялись сравнивать с Москвой и, конечно же, дружно разругали молодую столицу. Лиза возмущенно пожала плечами.

– Не понимаю, – сказала она словно себе самой, но Сергей через стол расслышал, – как можно сравнивать державный Петербург с нашей почтенной старушкой Москвой да еще и находить в последней какое-то превосходство?

Сергей был с ней, в общем-то, согласен. Не то чтобы его очень трогали новейшие архитектурные красоты столицы, но из Петербурга тянулись нити управления всей страной, там решались судьбы не только России, но уже и мира, там царствовала императрица, и одно это придавало величие юному городу, неизмеримо превознося его над всеми городами Руси. Сергей и высказался в этом роде. На него удивленно покосились, но не ответили. Однако это дало повод завести разговор о столичной жизни. Речь зашла о Потемкине. Один из гостей, родовитый московский чиновник, выразился о князе двусмысленно и неодобрительно, сочтя, очевидно, что в доме Орлова это не только возможно, но и приветствуется. Однако Алехан нахмурился, а Сергей, вспыхнув порохом, резко поставил чинушу на место, так что тот рот от изумления открыл – к подобному не привык. Алексей Григорьевич нахмурился еще сильнее – только ссор ему в его доме не хватало. Он, желая оправдать бестактность Ошерова, громко обратился к соседу за столом, так, чтобы все услышали:

– Сергею Александровичу доводилось воевать бок о бок с генералом Потемкиным в последней войне.

– Он мой друг, – мрачно подтвердил Сергей. Все так и ахнули. Лиза вскинула длинные ресницы, в ее зеленоватых глазах Сергей мог бы теперь прочесть заметный интерес к своей особе.

– Сам Потемкин? – ахнула капитанша, Лизина мать.

Это было самым неприятным. Для Сергея «сам Потемкин» оставался прежним добрым славным Гришей… и никакого «самого» он и знать не желал.

Батюшка Лизаветы Афанасьевны вновь подступил к Ошерову с расспросами о последней войне: как да что, как Ларгу брали, Кагул…

– А вот, помнится, мы при фельдмаршале Минихе, в благословенное царствование государыни Анны…

Отставной капитан разволновался, слегка постукивал ребром ладони о ладонь, а Сергею неловко становилось оттого, что пожилой человек, славный старый служака явно заискивает перед ним. А чего ради? Он охотно вступил в беседу с капитаном, не замечая, какое удовольствие доставляет их беседа Лизе, как разгораются ее большие внимательные глаза…