Киреев, смотрел по сторонам судорожно, зацепился на мне взглядом.

— Николай Владимирович, ну, вы — то остановите это… — не смог он подобрать слова.

— А, что остановить? — мне было противно смотреть — Сам же сказал, что пришел по наши души и души наших товарищей, небось, хотел "Героя России" получить и пост в Генеральной прокуратуре, а сейчас — в кусты? Сначала школьников раскрутил. Может, сам и подговорил их пару бутылок- "зажигалок" бросить, а затем быстро и поймал. Мол, вот, подполье, террористы! Никто не мог поймать, а, я смог! Получил звание, должность, пистолетик. Вошел во вкус. Стал мечтать о генеральских погонах, думаешь, а почему бы мне и большую дичь не свалить? С тобой пообщаются, советую, самому рассказать, где утечка произошла. И не орать мне: " Помогите, помогите?" Не помогу я тебе. Если бы не поймали тебя, так и вызвал бы станции подмогу и уничтожили бы нас, а сам бы ходил в лампасах при генеральских погонах по мягким коврам в московских кабинетах? Потом бы перед студентами выступал, рассказывая, как прокурорский работник может заменить все спецслужбы НАТО и России? Орёл ты! Самому-то не противно врагу служить?

— Я… — губёшки дергаются, вот-вот расплачется — Я не хотел! Я не подумал! — в голос, как баба на похоронах завыл он.

Упал на колени, закрыл лицо руками, плакал, выл, пытался на коленях, протягивая руки ко мне, к нас ко всем, двигаться вперед. Часовой придержал его за плечо.

Я махнул рукой.

— Отведите его куда-нибудь до утра, а там посмотрим. Разберемся.

Тот снова завыл, пытался ухватится за что-то, лишь бы остаться, причитал сквозь слезы:

— Николай Владимирович! Миленький! Не губите! Христом Богом, прошу! Пощадите! Не подумал я! Просто генералом хотел стать! Поо-о-о-ощадите!

Мерзкая, давящая картина.

Часовой вскользь ударил прикладом автомата по голове, тот моментально отрубился. Втроем его выволокли из комнаты.

Мы пригласили дедов за стол. Они отказались, хотели выйти, я попросил их:

— Прошу вас останьтесь. Расскажите, что узнали от него. И, извините, не знаю, как вас зовут. Давайте познакомимся. Я…

Они перебили меня.

— Да, знаем мы кто вы. Окрест кажиная собака знает ваш портрет. Митричем все меня зовут. А по паспорту — Ерохин Алексей Дмитриевич. Зовите как все зовут, так привычнее. Типа старосты я здесь. Народ избрал старшим, вот и командую, пока не скинули с трона власти. — он усмехнулся.

— А я брат евонный младший. Ерохин Богдан Дмитриевич. Все зовут Митричем младшим. Или просто младшим.

— Вы как этого кадра поймали, деды?

— Да, к нам редко захаживает без приглашения. Тем боле такой вот городской. Он шел, весь лес всполошил. Пошли ему навстречу. Он на холме улегся, в бинокля зенки впялил, смотрит, где партизаны. И все прячется. Палаточку в низинке разбил, консерву из баночки кушает, коньячок из фляжки посасывает. Спать ложился с наступлением темноты. Спал часов до десяти. Так мы двое суток за ним смотрели, а потом надоело, ночью скрутили и к себе притащили. Ну, а дальше сами уже знаете.

— Пугал?

— Ой, стращал. Как кляп изо рта вынем, так он такими погаными словами на нас ругался! Так пугал, что ад загробным покажется просто медом. Страшный человек. Он людей не видит. Для него все люди шелуха от семечек — навоз. И жизнь его никогда не била по голове, он с самого рождения сладко ел и сладко пил.

— Но все равно хорохорится.

— Вы-то его отпустите?

— Деды, а, зачем нам его отпускать?

— Ну, может, обменяете его на своих?

— Боюсь, то в прокуратуре его особо не ждут.

— Вот так и жил, что никому не нужен. И людям ничего доброго не сделал. Может, и настоящих преступников настоящих в тюрьму отправил немало. Но, вот то, что школьников на смерть верную обрек… Только это все перечеркнуло.

— Я слышал об этой "Молодой Гвардии" — Иван стал наливать спиртное по стаканам — Один из них был племянником моего сотрудника. На меня потом давили, чтобы я уволил его.

— Уволил?

— Не уволил, перевел в другой округ. У мальчишек было правильное воспитание. За Родину. — Иван закончил разливать по стаканам, встал. — Помянем мальчишек!

Встали, не чокаясь, молча выпили. Митричи тоже с нами выпили неспешно, молча, как по команде огладили бороды, также без суеты руками взяли по куску мяса и закусили. И сколько бы их не уговаривали, они с нами не остались, сославшись на занятость и, что надо присмотреть за Киреевым, ушли.

Мы продолжили ужин. Недавняя победа была смазана Киреевым.

— Что делать будешь с прокурорским? — спросил я у Ивана.

— Ничего делать не буду. — Иван пожал плечами — Мужик сказал — мужик сделал. Обещал же я ему, что сначала спрошу откуда он про эту базу узнал, и что мы сюда придет на лёжку, а потом с пломбой в торфяник. Я не собираюсь его обманывать. — наколол кусок тушенки киреевским ножом, и съел с ножа.

— Перстень снимать будешь?

— "Гайку"-то? Не-а. Не буду. Мараться не хочется, да, и приметная больно. Это же не обручальное кольцо безликое. Сказал же, что пусть археологи потом голову ломают, что за тело такое рядом с именным пистолетом, из которого мы его успокоим. Правильно говорю, мужики?

— Угу! — особисты с набитыми ртами кивнули.

— Ирония судьбы, значит?

— Именно так.

Спустя час пошли спать. Сон был рванным. События недавнего боя, треволнения вновь накатились. Вышел покурить на улицу. Ночной лес жил своей жизнью. Ночная птица что-то пронзительно кричала, было слышно, как кто-то передвигался, треснула ветка.

Для меня, прожившего немало в лесу на учениях и походах, все это было не в новинку. Птиц никто не тревожил, они не срывали сонные с веток и поднимались вверх, и животные не перемещались шумно. Значит, все в порядке. Можно спать. Завтра трудный день. Поднял голову. Небо-то какое звездное! Яркие точки светились, переливались.

Вспомнился перстень со сверкающими камнями покойного генерала Корнилова. У каждого своя, правда. У Корнилова — своя. У Киреева — своя. У нас — своя. Только Корнилов и мы знаем, за что воюем.

А вот знает Киреев и те, кто с ним стоит на страже интересов тех, кто топчет русскую землю? Не знаю. Каждый выбирает свою дорогу сам. Кто по убеждению, кто из-за куска послаще. И кто победит в этой войне? Хочется верить, что на чьей стороне правда.

Привычным взглядом отыскал на небе Полярную Звезду. Именно к ней привязывались наши ракеты. Усмехнулся, затянулся, выпустил пару колец табачного дыма в сторону точки привязки на небосводе. Так и не удалось найти американцам и их друзьям коды запусков и маршруты, спрятанные мной в надежном месте. Иван однажды сказал, что если кто спросит у меня про это место, я должен убить, сразу на месте. Значит, это либо провокатор, или дурак. А дураки нам в строю не нужны. Ну, а провокаторов и шпионов к стенке — это априори.