Шарм улыбнулась, вспоминая. Она сорвала тренировку университетской баскетбольной команды. Выскочила из женской раздевалки без штанов. Толпа альфа-самцов ретировалась с поля через пожарные выходы. Сработала тревожная сигнализация. В общем, как всегда с феминистскими акциями, вышло очень круто.

– Как думаешь, у Гэвина будут проблемы? – спросила она, снова начиная копить слюну.

Гейсия только начала программу производства человеческих ресурсов на экспорт. Может пройти семнадцать лет, прежде чем сидящим сейчас в белых и черных лагерях геям подберется замена. Тогда Гэвину на момент эмиграции будут все тридцать пять. Конечно, доброхоты могут скинуться и собрать полмиллиона толботтов на его выкуп. Но учитывая сколько с ним сидит такого же народу, шансы невелики.

И все это время обе гетеросексуальные нации продолжат штамповать своих младенцев, среди которых тоже родятся квиры, и через семнадцать лет в лагерях с Гэвином будет маяться ожиданием целая армия. По части производства новых людей у натуралов все-таки всегда была фора.

Пока новые государства занимались в основном скромным обменом белых на черных и черных на белых, но все знали, что настоящее золотое дно сулит обмен «ошибочно рожденных». То есть тех, чья сексуальная ориентация не соответствует государственной.

К тому же Гейсия может поставить в приоритет более молодых, чтобы еще одно поколение не губило юные годы на нарах. Если так, Гэвин рискует на всю жизнь зависнуть в чистилище меж двух государств.

О таких страхах Гэвин не говорил, но и о великих своих надеждах в письмах больше не изливался. Раньше-то во всех красках расписывал, как найдет любовь, обустроит жилье, будет работать и с песней строить новое отечество. А теперь все больше жалуется на то, как плохо в лагере кормят. День за днем жиденький овощной суп и рагу, в котором больше крахмала, чем мяса. Шарм знала – как старики начинают говорить о болезнях, так для заключенных главной темой становится еда.

Обо всем этом Шарм молчала. Она просто стояла и смотрела, как мать готовит. На сковородке шипели и плевались жиром куски курятины. В кастрюльке булькала картошка. В духовке поспевали булочки, сливочное масло уже стояло на кухонном столе, размягчаясь при комнатной температуре.

Мать щелкнула выключателем. Загудела вытяжка, и чад от курицы над плитой закружился спиралью, исчезая.

Запах мяса и жира, нагретого пармезана на булочках в духовке вызвал у Шарм слюноотделение. Еще минутку так подышать – и можно снова нырять в холодильник. Брат сидит в заложниках, и чем быстрее Шарм наплюет полную бутыль, тем быстрее сможет его освободить.

* * *

Звонил не Клем и не Кейшан, но говорил незнакомец так же бесцеремонно, экономя слова: «Толботта дай». В этих случаях Уолтер навешивал телефон на покрытую струпьями голову Толботта с помощью клипсы на ухо и выходил. По требованию Толботта он начал собирать все, что напечатал под диктовку, в единый связный документ. Зачем, Уолтер не имел ни малейшего понятия. То ли Толботт задумал книгу, то ли устраивал очередную проверку на вшивость. И по сравнению с первой, когда он заставил искать у себя под кожей несуществующее устройство слежения, печатать и компоновать его бредни было легче легкого.

Уолтеру удалось завербовать двух торчков, слезающих с героина. Может, они взяли у Толботта бабло и пошли гулять, а может, и правда понесли свет его мудрости в свои наркоманские массы от океана до океана. Не исключено, что всю страну накрыла сеть из таких же отчаявшихся. Не исключено и то, что никакой сети нет, а оба торчка уже сдохли.

Самого Толботта как будто никто не хватился. На новостных сайтах о его исчезновении не всплыло ни слова. Опять же Уолтер терялся в догадках. Возможно, они под колпаком у полиции, а журналистам приказано молчать в интересах расследования. Возможно, федералы уже оцепили район и готовятся вынести дверь. Гоня неприятные мысли, Уолтер печатал.

Толботт криком призвал его к себе.

– Сейчас ты должен сделать звонок, о котором мы говорили, – заявил старик.

Уолтер стал сковыривать телефон. Засохшая кровь и сукровица так прочно прилепились к его уху, что в специальной клипсе не было особой необходимости. Уолтер еле оторвал аппарат, растягивая обвислую стариковскую кожу, и на черном пластике остались пятна крови и сдернутые коросты. Столько, что Уолтеру пришлось оттирать их антибактериальной салфеткой. А Толботт тем временем выдавал ценные указания.

– Код не забудь, – брюзжал он. – И чтоб на все про все не больше минуты.

Уолтер понюхал телефон. Пахло только спиртом. Он набрал номер, который выучил наизусть.

Ответил женский голос:

– Приемная сенатора Дэниэлса.

Глядя на старика, Уолтер начал:

– Я звоню по поручению…

Женский голос перебил его:

– Сенатор на совещании.

– Десять секунд! – рявкнул Толботт.

Уолтер пальнул из тяжелой артиллерии:

– Код четыре-це-двести-сорок-семь-эм.

После секунды тишины в трубке зазвучал мужской бас.

– Слушаю.

– Хорошо. – Уолтер зорко следил за реакцией Толботта, ища признаки одобрения или недовольства. – Вы должны принять Национальную военную резолюцию.

Толботт объяснял ему ситуацию с «молодежным бугром». Как избыток молодых парней угрожает дестабилизировать ситуацию в ряде стран, включая их собственную. Упомянутая резолюция отправит миллион новобранцев на войну против таких же армий противников. Уолтер вообще заметил, что, как только в мире происходит какая-то лажа, разгребать последствия отправляют его ровесников.

– Мистер Толботт желает, чтобы военные действия начались не позднее чем открывается сезон охоты на куропатку.

– Слушаюсь, – ответил сенатор.

Он тяжело дышал, словно только что со всех ног бежал к телефону.

Толботт объяснил Уолтеру, что война решит проблему избытка рабочей силы. Мировые рынки начнут бурно расти. И в конце этого длинного, длинного тоннеля для Уолтера наконец забрезжило обещание больших денег.

– Мистер Толботт передает наилучшие пожелания вашей жене.

– Спасибо, – выдохнул сенатор.

– Тридцать секунд! – крикнул Толботт.

Опьяненный властью, Уолтер не мог не подразнить:

– Как здоровье у миссис?

– Хорошо, сэр, – запинаясь, ответили в трубке.

Сэр. Так к Уолтеру еще никто не обращался. Оказалось, что это удивительно приятно. Пока решимость не покинула его, Уолтер назвал полное имя Шасты и велел сенатору снять с нее все штрафы за нарушение правил парковки.

– Минута! – ревел Толботт. – Прерывай связь!

Но Уолтер издевательски спросил напоследок:

– Сенатор, когда у нас начинается сезон охоты на куропатку?

Тот дрожащим голосом уточнил: