Следуя за солнцем, катящимся по голубому арийскому небу, каждый цветок поворачивал свою яркую оранжевую головку. Подобно болельщикам на стадионе, выполняющим идеальную «волну», ряды подсолнухов обращались лицом к Шасте. Глядя поверх голов тысяч беременных работниц, поверх спеющих кругляшков кольраби, она догадалась о тайне этого момента.

Взгляд на Чарли подтвердил ее подозрения. Слабая улыбка играла на его губах.

Там, куда он смотрел, оранжевым на травянисто-зеленом фоне начали формироваться слова.

Растянувшееся на милю, читаемое только с этой, самой высокой точки, на поле сияло выписанное оранжевыми подсолнухами послание:

ЧАРЛИ (сердечко) ШАСТА

* * *

Кожа появившегося на пороге существа блестела. От него исходили почти видимые волны запаха – словно разом лопнули все кокосы на свете. Словно разлилась цистерна пина-колады. Жесткие волосы существа были кое-как стянуты полосками ткани, на которые пошла разорванная красная бандана, но масляная черная копна все равно топорщилась во все стороны и напирала на уши такой буйной массой, что они торчали по бокам головы, как две ручки кувшина.

Шаркая босыми ногами, существо странной походкой направилось к Джамалу. Оно шло вприпрыжку, то и дело подскакивая и выделывая странные коленца.

На существе были изодранные штаны, подпоясанные пеньковой веревкой. Слишком длинные, они мели пол бахромой из торчащих по нижнему краю ниток. Подскоками продвигаясь вперед, существо взмахивало руками в драных рукавах и вытягивало морщинистую индюшачью шею, таращась на картины и обстановку. В такой манере оно пересекло персидский ковер, пуча глаза и причмокивая красными опухшими губами.

– Божечка! – вскричало оно. – А мисс Жазафина-то никогда не пускать моя на порог!

Руки странное видение держало растопыренными, как у пугала, из драных рукавов торчали кисти в грязных белых перчатках, и пальцы непрерывно исполняли собственный танец. Шагая, существо высоко и быстро задирало колени, будто пробиралось через лужу клея. Лицо его было искажено какой-то судорогой, так что глаза выкатывались из орбит. Сверкая белками и зубами, существо постоянно дергало и трясло головой. И босые ступни, и тощие мослы в дырах штанов, и лицо, и шея – все было угольно-черное.

Арабелла наблюдала за происходящим, стоя в дверях.

– Мистер Джамал, – произнесла она без всякого выражения, – это Барнабас.

И тяжело вздохнула.

– Моя рад твоя знакомиться, маса Джамал! – пропело существо, шлепая опухшими, растресканными губами. – Много-много рад! Эта мисс Жазафина, она дьявол!

Джамал вопросительно глянул на Арабеллу, но та лишь пожала плечами, рассматривая свои ногти.

Черное, как нефть, чернее того, что называют иссиня-черным, существо по имени Барнабас резво выплясывало по гостиной.

– Злой мисс Жазафина моя запереть в чердак и никогда не пускать из оттуда!

Джамал с трудом понимал слова – дикция у существа была как у Баттерфлай Маккуин, а грамматика, как у «гончих Бафута». Он посмотрел на Арабеллу в надежде на малейшую подсказку, однако та спрятала лицо в ладонях, борясь с беззвучным смехом. Кем бы ни была эта чокнутая карикатура, смеялись тут не над ним.

– Барнабас, а скажи мне, куда делась мисс Жозефина?

Существо с вытаращенными глазами прижало ладони к морщинистым щекам, изображая, что дрожит от ужаса.

– Она давно-давно уехать свой белый страна!

Арабелла кашлянула, а когда Джамал посмотрел на нее, сказала:

– Барнабас жил у вас на чердаке, сэр. Он и есть источник звуков, которые вы слышали по ночам.

Джамал воспринял эту новость не без облегчения. В последнее время его донимал страх. Мысль о том, что он исполнил свое жизненное предназначение слишком рано. Он так молод, но уже достиг вершины, внеся свой вклад в Ссудный день и обретя пожизненный высокий титул принца Блэктопии. Награды и почести, роскошный особняк и богатство – все это было приятно, однако, как гласила книга Толботта:

Вещные блага – лишь остаточный след истинного свершения.

Ссудный день не смирил его дух. Напротив, поселил в душе жажду новых, еще бо́льших подвигов. Джамал намеревался вести жизнь, измеряемую не вещами, но поступками.

Как наказывал Толботт:

Лишь за то, что невозможно, имеет смысл браться.

Никто из мужчин, вершивших Ссудный день, будь он принц или вождь, не принимал ничего на веру. Джамалу было доподлинно известно, что легендарная мисс Жозефина отказа от собственности не подписывала, границу Государства Арийского не пересекала и в программе компенсации утраченного имущества не регистрировалась. Джамал пристально изучал вертлявую и неразборчиво тараторящую образину. Если закрыть глаза на пережженные волосы, лохмотья и невозможную обсидиановую черноту кожи…

Реакция экономки лишь подтверждала его подозрения – Арабелла смотрела на ужимки существа, качая головой и еле сдерживая смех.

По элегантной гостиной плясала сухонькая, явно выжившая из ума старушка. Раздувая щеки, она насвистывала джигу и отбивала ритм ладонью по тощему бедру.

Пляска и свист оборвались, когда существо заметило большую картину на стене. Вытаращив глаза, оно замерло перед портретом офицера Конфедерации – с роскошными бакенбардами, золотыми галунами и саблей. В голубых глазах офицера по-прежнему горела решимость.

Существо цыкнуло зубом. Склонило набок голову и, сощурив глаза в театральной злобе, ткнуло в сторону картины грязным пальцем.

– Маса Джамал? Можно моя твоя спросить? А твоя будешь поджигать все нехорошие картины?

Джамал встретился удивленным взглядом с Арабеллой – как и он, экономка вскинула бровь.

– А что, Барнабас, ты бы хотел, чтобы я их сжег?

Существо обнажило неестественно белые зубы и тихо зарычало на картину. Поскольку офицер на рычание никак не отреагировал, существо, осмелев, погрозило ему кулаком.

– Моя сидеть здесь дом как в тюрьма вся моя жись на земля! – заявило оно.

Джамал напряг мозги, пытаясь расшифровать услышанное. Каждая фраза требовала больших усилий.

Злобно щурясь, существо по имени Барнабас оглядывало гостиную, изучало хрустальную люстру, великолепный рояль из розового дерева, мраморный камин и бархатную обивку. Каждую кисточку на портьерах, каждую латунную плевательницу. Надув цыплячью грудь, тощими ручонками оно изобразило несколько боксерских ударов по воздуху.

– Если твоя спросить Барнабас, моя бы все пожечь с много-много большая радость!

Джамал смотрел на бедняжку с жалостью.

– Скажи мне, Барнабас, а ты не думал, что мисс Жозефина держала тебя под замком именно из-за твоего враждебного настроя?

Возможно, пришла пора отойти от готовых лекал политической идеологии Толботта и попробовать решить эту проблему своим умом? Кто знает, какие озарения снизойдут на него в процессе?