— Ник, что ты там еще натворил? — Маринка угрожающе насупилась, глядя на брата.

— Не все ж тебе попадать в истории! — огрызнулся он. И тут глазами встретился с матерью. В ее взгляде была такая тоска и безысходность, что Никита по-настоящему испугался.

— Галя, очнись! Уже все позади. Не знаю, что там произошло, но он жив и вполне здоров, посмотри. Галя! — Беркутов осторожно тряс застывшую в ожидании плохих новостей Галину за плечи.

— Мам, со мной все в порядке, поверь. — Никита робко обнял мать.

— Так! Быстренько пошли туда, — скомандовала, как всегда, не растерявшаяся Ляля, показывая на старый дуб.

Все молча потянулись за ней. Каждый понимал, что Галине необходимо именно сейчас услышать от сына, в чем тот виноват. Именно сейчас, а не позже, когда они будут жевать шашлыки и пить вино. Услышать и простить. Или не простить. Отбросить этот последний удар, как прошлое. Забыть с того мгновения обо всем, что дрянного было в жизни, и начать все сначала. С Беркутовым, Маринкой и Ником. Любимым Ником, который тоже, похоже, подвел мать.

— Эй, вы чего такие смурные? — Лялина дочь Марго недоуменно смотрела на толпу родственников. Они с Дашей уже перемыли овощи, нарезали свежего салата и кинзы, разложили по тарелкам сыры и копчености. Все выглядело так аппетитно, что Борин и муж Марго Григорий уже давно нарезали круги вокруг стола, сглатывая слюну, вместо того чтобы выполнять порученное дело: нанизывать мясо на шампуры. А тут, похоже, долгожданный обед отодвигался на неопределенное время.

— Рассказывайте, — Галина первой присела на длинную лавку.

— Начну я, — Макс устроился напротив Галины. — После твоего звонка, Березин, мы тут же связались с лагерем, где работал Никита. Не знаю, что меня насторожило — то ли голос трещавшего без остановки итальянца, то ли мой собственный внутренний голос, но я не поверил ни одному его слову. Говорил он слишком быстро, но я уловил одно: нет мальчишек на территории лагеря. Он что-то там лепетал, но я уже решил, что мы тотчас туда едем. Эльза предложила сразу подключить полицию, но я подумал — это лишнее. Пока мы не узнали, что там произошло. Оказывается, почти в то же время туда звонила и Светлана.

— Меня тоже насторожило то, что никто не хочет говорить ничего внятного. И еще. Он, вроде как начальник лагеря, чего-то явно боялся. Я тоже решила туда поехать. Там, у ворот, мы с Максом и встретились.

— Мы не сразу поняли, что ищем одного и того же парня. Лишь когда нас все же пустили на территорию, провели в палатку к начальству, выяснилось, что мы потеряли Никиту Голованова, — Макс строго посмотрел на Галининого сына.

— И только после того как мы пригрозили, что вернемся сюда с полицией, нам рассказали правду.

— Почему же они так испугались полиции, если у них все легально и законно? — Соколов удивленно пожал плечами.

— Совсем не легально и не совсем законно. О пропаже Никиты и его друга они ничего не могли сообщить властям потому, что этого лагеря как бы и нет.

— Как это?

— Да так же, как и у вас в России. Вроде бы и работает фирма, а вроде ее и нет, чтоб налоги не платить. Что, так не бывает? — Макс посмотрел на Соколова. Тот кивнул, соглашаясь.

— Все это интересно. Но где же был мой сын? А, Никита? — Галина перевела взгляд на сына.

— Мы с Данилой зависли в городе.

— А точнее?

— В притоне. Там наркоманы, мам. Я не помню, как мы там оказались, честно. Мы просто поехали в город попить пива. У нас был выходной, когда мы могли делать что хотим. В общем-то, все банально. В баре познакомились с двумя итальяночками, выпили, они предложили поехать к ним, а дальше — все. Я помню только, что в какие-то моменты очень хотелось есть. А потом опять провалы.

— Ты кололся?!

— Нет, Галина. Ни одного укола. Его поили какой-то синтетической дрянью на основе эфедрина, — решила ее успокоить Светлана.

— Час от часу не легче! А как вы его нашли?

— В полиции сразу догадались, где они могут быть. Это не первый случай исчезновения иностранных студентов. Прочесали все точки и на одной из квартир их и обнаружили, — Макс тяжело вздохнул и переглянулся с женой. Эльза в свою очередь посмотрела на Светлану.

— Мы не могли сразу привезти его домой, поймите, Галина. Он был… — Светлана словно бы оправдывалась.

— Да тощий он был, как скелет. Щеки к затылку прилипли. Зрелище то еще. Сутки у Светланы отлеживался, а потом мы его к нам увезли. В нашей клинике его за несколько дней в божий вид привели, — Макс выражений не выбирал.

Никита сидел, отведя взгляд в сторону. Только сейчас он до конца осознал, во что вляпался по собственной дурости. Выходит, что и не взрослый он вовсе. Щенок еще. Сколько из-за него хлопот! Заработал, блин, баксы! Он вспомнил, как орал на него Макс, отчитывая за глупость. За то, что о матери не подумал и о Маринке. За то, что он старший мужик в доме, а повел себя, как ребенок. И как Эльза и Светлана Ивановна успокаивали разбушевавшегося толстяка. Он тогда испугался, что его, такого худого и обессиленного, Макс просто убьет ненароком, так резво тот размахивал руками перед его носом. Но обошлось. А потом его откармливали и ставили системы. И только после этого решились привезти домой.

Беркутов смотрел на Галину и чуть не плакал от жалости к ней. «Ну, все! Хватит на ее голову хрени всякой. Больше ни один волосок не поседеет, ни одна слезинка не прольется. Уволю всех на фиг, кто ее тронет! С этого света уволю, без выходного пособия! Прямиком на тот!» — злился он, осознавая свое сиюминутное бессилие.

— Так! Все причитания вокруг заблудшей души моего племянника отменяются! Мужики занимаются мясом, мы, тетки, накрываем на стол, — распорядилась Ляля. — Галь, где коробки с посудой? Беркутов, куда ты их уже сховал?

— В доме они, в комнате. Мы их еще вчера привезли, — Галина перелезла через лавку и поцеловала сидящего сына в макушку.

— Иди, Кит, помоги коробки таскать.

Никита посмотрел на мать снизу вверх и встал. Только Галина успела заметить его на мгновение набухшие слезами глаза.

«У меня замечательные дети. У меня есть любимый мужчина. И еще вся эта толпа. Они все у меня есть!» — Галина, наконец, облегченно вздохнула и посмотрела на Светлану. Та с понимающей улыбкой покачала головой. «Точно, у тебя теперь есть все», — словно говорила она.

Сквозь открытую форточку донесся звук подъехавшего к их подъезду автомобиля. Галина высвободилась из цепких объятий мужа:

— Давай прощаться!

Беркутов нехотя от нее оторвался. Им предстояло первое расставание. Пусть на сутки, на двое, но он этому сопротивлялся, как мог. Иван уговорил-таки его поехать к отцу. «Ты только посмотришь на него. Это надо тебе, Егор, тебе, а не ему», — твердил он при каждой встрече. И Беркутов сдался. Он всю жизнь, с того самого дня, как ему сказали, что его усыновили, не хотел ничего знать о своих кровных родителях. Так проще. Гнал от себя простое человеческое любопытство. Гнал от себя мысль, что все-таки обязан им физической жизнью. Свое сиротство он не успел осознать, как Иван, и не хотел себя лишать покоя только потому, что какие-то люди не захотели стать его матерью и отцом.