Одним словом, для всех все закончилось хорошо, хажими остался жив, Авери, отсидев три недели в одиночке, перевелся назад к нам. Дело относительно покушения на убийство прекратили за отсутствием состава преступления. Несчастный случай — сам упал на ножницы, если б не помешали, мог бы несколько раз «сам упасть».

Пока Авери отсутствовал, на его место прислали молодого ваххабита Шади. Он участвовал в восстании 2006 года, прошел подготовку в Алжире и шел в составе ваххабитских отрядов освобождать Тунис от кяфиров. Чем все закончилось — известно, сейчас мотал свою десятку.

В свои 25 лет этот самый Шади был настолько туп и ограничен, что мне казалось, что он остановился в развитии еще в восьмилетием возрасте. Единственное, что он знал, — это Коран, который выучил наизусть, и немного разбирался в оружии. Все!

Он не читал газет, журналов, книг, не смотрел телевизор, не играл ни в одну игру, его ничто, кроме религии и оружия, не интересовало. Он даже не представлял, где Россия, и чем Европа отличается от Азии. Зато крепко усвоил в своем кружке, что есть такие евреи и американцы, которых обязательно надлежит убивать. Те, кто является их приспешником, тоже подлежат уничтожению, к ним он относил своего президента Бен Али и полицейских. Целыми днями он читал Коран, который и так знал наизусть, да молился, прерываясь на сон и еду.

Пробыл он у нас недели две, и я не видел, чтоб он изменил своим правилам. А он так уже два года живет! Вот это фанатик! С первых же часов пребывания в нашей камере у него начались трения с Болтуном.

Баби был страшный матерщинник, что очень не понравилось новому обитателю нашей камеры, и он стал делать замечания матерому уголовнику.

По утрам Шади так голосил молитву, что просыпались все обитатели камеры, включая Болтуна, и никакие уговоры на него не действовали. Эта тема мне уже была знакома, и я ждал развязки. Она не заставила себя ждать и наступила раньше, чем я предполагал.

Через две недели своего пребывания Шади принесли продуктовую передачу от родных, там был и кус-кус, и салаты, и макароны с перцем и курицей. Взяв на себя роль радушного хозяина, он пригласил к столу Болтуна, видимо, решил с ним подружиться, меня и еще пару человек.

Мы сидели, кушали и мирно беседовали о посторонних вещах, Болтун нахваливал блюда. Шади расцвел в улыбке. После ужина Болтун навел себе кофе, улегся на кровать и принялся смотреть телевизор. Шел футбол, дворовые команды выясняли отношения на вытоптанном поле. Любимая команда Болтуна проигрывала, он отставил в сторону кофе, сел и принялся громко ругаться.

Улыбающийся Шади подошел к уголовнику и попросил того не выражаться. И тут случилось неожиданное. Болтун внезапно, со всего размаха ладонями врезал моджахеду по ушам, позже мы узнали, что у того лопнула одна барабанная перепонка. После принялся натурально лупить как боксерскую грушу. Его еле оттащили. Шади в луже крови лежал на полу и стонал. На шум прибежали надзиратели и увели обоих. Когда вели ваххабита, он пообещал Болтуну скорую смерть и начал орать «Аллах акбар», сколько его вели, столько и орал.

Увели их почему-то в новую тюрьму. Болтун на следующий день как ни в чем не бывало вернулся в камеру, а Шади я больше не видел, утром пришли тюремные шестерки и забрали его вещи.

Этот случай меня немного озадачил, вот так вместе за одним столом ели, пили, один нахваливал еду другого, через десять минут уже бьет благодетеля, ломает ему нос и рвет барабанную перепонку. Но немного погодя, как следует поразмыслив, понял, что этот Шади просто достал Болтуна своими придирками.

Вернувшийся Авери никак не прореагировал на этот случай, я думал, он хотя бы поговорит с Болтуном насчет избиения брата-моджахеда. Но тот никак не высказал своего мнения. Да и никто из ваххабитов не желал просто так связываться с Болтуном, слишком много было у него друзей-бандитов.

Рассказывали, что лет пять назад между политическими и уголовниками произошла настоящая бойня, пришлось спецназ из других тюрем подключать. Были и трупы, и раненые, а руководил всем Болтун. В таких кровавых спорах администрация всегда принимает сторону уголовников. И в тот раз моджахедам досталось, с тех пор старались, чтоб в одной тюрьме и в одной камере их было меньшинство. За Болтуном зэки пойдут, только скажи, а ваххабитов меньше, поэтому ссориться из-за глупого и упрямого, пусть и своего пацана матерые моджахеды не хотели. В общем, последствий не было, по крайней мере при мне.

Не исключаю, что по освобождении из тюрьмы Болтуна и нашли в сточной канаве с перерезанным горлом, но я этого уже не видел.

Так что тюремную жизнь скучной и однообразной ну никак не назовешь, постоянно какие-нибудь да происшествия случаются. Я, конечно, не против всякого рода «приключений», но лишь бы они меня не касались. А так, да пусть хоть все поубивают друг друга! Их, арабов, много, а я один.

Авери, вернувшись, вел себя как ни в чем не бывало, только однажды поблагодарил меня, что не «сдал» его, а причину нападения на хажими не озвучил, да я особо и не настаивал.

По-прежнему ходил в школу, учил сам арабский и учил русскому Авери и Фараха, вел дневник, пополнял словарь и ждал, когда состоится Дейра.

В конце февраля заехал консул. Он очень торопился, так что общались недолго, с ним был молодой, щеголевато одетый дипломат, которого он заявил как Михал Михалыча. Представил нас друг другу и объяснил, что мой вопрос отныне будет курировать он.

— Вам что-нибудь нужно? — поинтересовался Михал Михалыч.

— Да, все то же! Хочу на свободу! — бодро ответил я.

— Ну, это понятно, по существу?

— По существу? Я уже Анатолия Романовича полгода прошу привезти мне протокол вскрытия, а он все обещаниями кормит. Хотя я знаю, что его еще в июне 2008 года вам передали.

— Кто вам такое мог сказать? — вставился в разговор Пупкин. — Нам никто его не передавал.

— Мне следователь сообщил лично.

— Вы встречались со следователем? Когда? — недоуменно произнес старший дипломат.

Я понял, что им ничего не известно, что Пупкин даже не общался с господином Салахом последнее время, да и вообще, похоже, ему глубоко наплевать на меня.

В двух словах поведал Михал Михалычу о последних событиях своей жизни, о визите к следователю, о том, как меня «любезно» приняли, про написанные показания, про воздушную эмболию, про Дейру. Не стал распространяться о голодовке и прочих «приключениях», знал, что они общаются с моей матерью и могут проболтаться, зачем расстраивать старушку?

Похоже, молодой дипломат и вправду проникся моим делом. Он задавал вопросы, очень удивился, что переквалифицировали статью, обнадеживающе заявил, что попытается, насколько хватит его компетенции, помочь мне. С тем и уехали, на прощание Михал Михалыч не побрезговал пожать мне руку. Какой-то сдвиг был.

В феврале нас покинул жулик Фаузи, 26 числа у сынка президента день рождения, и он устроил небольшую амнистию, из нашей камеры освободился один человек. Вместо него прислали диабетика Надира, который на пару с Али и продолжил драить камеру.