Майку было сложно осознать свои проблемы. Полагаю, именно с этим был связан тот факт, что он перестал приходить в клинику и отвечать на письма. Он не понимал, что сейчас медицинская помощь требуется ему, как никогда. Думаю, свой арест он не воспринимал как проблему медицинского характера. Я не видела Майка долгое время после его ареста. Затем мне позвонил его отец, чтобы посоветоваться. Майк был непреклонен и стал сам себе заклятым врагом. Я позвонила Майку, но он говорил со мной крайне неохотно. Я стала убеждать его обратиться в организацию, где помогают людям, перенесшим черепно-мозговые травмы. Я взывала к нему как к юристу, и это, похоже, сработало. Он не понимал, почему его поведение вызывает у людей негативную реакцию, но осознавал, в каком судебном разбирательстве замешан и в насколько серьезном положении находится. Его жизнь утекала как песок сквозь пальцы. Я пообещала, что рекомендованная мной организация постарается сделать его жизнь более нормальной. Я знала, что преувеличиваю. Моя цель состояла в том, чтобы он хотя бы избежал уголовного наказания. Понадобилось несколько месяцев консультаций и рекомендаций специалистов, чтобы Майк осознал свои новые жизненные ограничения. Психолог помогла ему понять, что он не сможет полностью восстановиться, и дала ему возможность поиграть с идеями, как выстроить новую жизнь. Майк пришел ко мне на прием после годового перерыва. Я сразу же заметила улучшения, стоило ему только войти. С ним было легче. Родители его сопровождали, и он был не против их присутствия.

– Осмелюсь спросить: судебное разбирательство до сих пор продолжается? – поинтересовалась я после нескольких вводных фраз.

– Она отказалась от обвинений! – сказал Майк, сжимая руки в кулаки, как боксер.

– Она забрала заявление, – пояснил отец Майка. – Я встретился с юристами и принес все медицинские справки. Мы все обсудили рационально. Женщина сказала, что она удовлетворена и не хочет все это продолжать.

– Я написал ей письмо с извинениями, – сказал Майк.

– Она даже о нем не просила! – добавил отец. – Мы передали его через ее адвоката.

Арест, как ни странно, пошел Майку на пользу. Он заставил его задуматься о том, как все изменилось после той травмы головы. Он заметил, что люди стали иначе на него реагировать. Психолог помогла ему связать действия и последствия. Она также помогла его родственникам: им нужно было перестать ждать, что Майк станет прежним. Перемены необходимы были всем.

– Нам просто нужно признать, что теперь Майк не такой, как прежде, – сказала его мать. – Нам требовалось время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Честно говоря, в некотором смысле он стал даже лучше, чем раньше. Он стал веселее. Теперь он не так амбициозен и более нежен. Мы видимся с ним гораздо чаще. Однако мне не очень нравится, что он произносит все, что придет ему в голову.

– Да, – добавил его отец. – Если вы хотите дозу правды – обратитесь к Майку!

Загадка о таинственных травмах также была решена. Этому тоже способствовал арест. Майка заставили переехать к родителям, и это значило, что мать могла стать свидетелем его припадка. Однажды вечером он играл в видеоигры и вдруг упал на пол. Мать, услышав грохот, прибежала и увидела, как Майк бьется в конвульсиях.

Мне стало легче лечить припадки Майка, когда диагноз был подтвержден. До этого я опасалась, что он зря принимает противоэпилептические препараты. Я сказала Майку увеличить дозировку. Я испытала облегчение, когда это сработало. Однако мне быстро напомнили, что при лечении непредсказуемой и капризной болезни никогда не стоит слишком рано радоваться достижениям. У Майка не было припадков восемь месяцев, а затем случилось три за месяц.

– А ведь он почти вернулся к нормальной жизни, – сказала мне его мать.

Майк стал работать в фирме своего отца. Он мог справляться только с одним четко структурированным проектом за раз. Любая работа, которую ему давали, должна была выглядеть как список, из которого Майк мог вычеркивать пункты по мере выполнения задач. И его дом, и его рабочее место были тихими и подчиненными рутине. Возвращение припадков нарушило положительную динамику. Как раз тогда, когда я собиралась заменить его лекарства, стала ясна причина возвращения приступов.

Результат анализа крови, который должен был показать уровень противоэпилептических препаратов в крови Майка, оказался отрицательным. Если Майк и принимал таблетки, то об этом ничто не говорило.

– Я думал, что мне больше не нужны лекарства, – сказал мне Майк, когда мы начали это обсуждать.

Он резко перестал принимать таблетки по собственному желанию.

– Они всегда будут вам нужны, Майк, – сказала я ему. – Повреждения в вашем мозге никуда не денутся, как и эпилепсия. Однако от припадков можно избавиться, если вы будете принимать лекарства.

Для приема таблеток Майку тоже требовалось отдельное расписание.

– Вы никогда не говорили, что мне придется принимать их всегда. Вам нужно работать получше, доктор О’Салливан! – сказал Майк и рассмеялся.

Это правда.

Во вторник, 16 декабря 1997 года, в 18:30 четыре миллиона японских детей сели перед телевизором, чтобы посмотреть «Электронного воина Поригона». Это была одна из серий мультфильма «Покемон», который показывали каждую неделю в это же время. Примерно через двадцать минут после начала серии хорошо известный персонаж Пикачу взорвал несколько ракет. Аниматоры использовали сине-красный мигающий свет, чтобы создать эффект взрыва. Говорят, именно на этом моменте детям, сидящим перед экраном, стало плохо. Кто-то испытал лишь головокружение и тошноту, а кто-то потерял сознание и даже забился в конвульсиях.

В службу «Скорой помощи» поступило невиданное количество звонков. В отделения первой помощи доставили шестьсот восемьдесят пять пострадавших детей. Ста пятидесяти из них требовалась госпитализация.

Позднее тем же вечером в новостях сообщили, что произошло. Во время репортажа снова были показаны кадры из мультфильма. Звонки в «Скорую помощь» возобновились…

Мы все слышали сделанное в новостях заявление о том, что «фрагмент содержал световые вспышки». Многие люди считают, что мигающий свет способен провоцировать эпилептические припадки. Это, конечно, правда.

У определенного числа эпилептиков случается приступ в ответ на мигающий свет. Это одна из причин, по которым люди с недавно диагностированной эпилепсией опасаются пользоваться компьютером или сидеть слишком близко к телевизору. Некоторые даже переживают (а зря!) из-за мигающих флуоресцентных ламп в супермаркетах. Однако правда заключается в том, что большинству людей вообще не стоит тревожиться по этому поводу. Менее 5 % эпилептиков являются светочувствительными, и это в основном дети. Маловероятно, что у каждого ребенка, которому стало плохо во время просмотра «Покемона», была эпилепсия, но у небольшого числа из них все же случился припадок, спровоцированный светом.