Антоний тем временем поселился, словно отшельник, в уединенной хижине на александрийском берегу. Правда, надолго его не хватило, и он перебрался во дворец и принялся кутить с Клеопатрой, оставив надежду на возвращение к власти.

Между тем в Риме возник заговор против Октавиана, с которым ему даже не пришлось бороться самому; умысел убийц почти сразу раскрыл Меценат. Возглавлял заговор Марк Лепид, сын бывшего триумвира, молодой человек, по определению Веллея Патеркула, выдающейся внешности, но не ума. Марк был женат на той самой Сервилии, с которой в 43 году до нашей эры заключил помолвку Октавиан, а после расторг, вынужденный жениться на Клодии, падчерице Антония. Когда Марка казнили, Сервилия, по обычаю своей семьи, покончила с собой.

Проведя в Италии не больше месяца, Октавиан снова отплыл на восток и там отстранил от власти нескольких назначенных Антонием местных царьков, однако не тронул никого из крупных монархов. Их царства он взял на заметку, как будущие части Римской державы, однако теперь у победителя нашлись более важные заботы, чем заниматься слиянием субъектов империи. Рано или поздно Рим их поглотит.

Ироду позволили сохранить свои территории в обмен на признание зависимости и немалые выплаты на военные расходы. Антоний и Клеопатра вместе направили к Октавиану послов, но с разными просьбами. Царица хотела отказаться от престола в пользу своих детей, Антоний просил позволения жить в Афинах или Александрии как частное лицо, а по другим источникам — предлагал убить себя, если взамен пощадят Клеопатру. Октавиан написал царице обнадеживающее письмо, однако до ответа поверженному противнику не снизошел.

К лету 30 года до нашей эры Октавиан прошел от Сирии до египетской границы, в то время как Корнелий Галл, командовавший легионами в Африке и Киренаике, вошел в Египет с запада, взяв тем самым страну в гигантские клещи. Антоний, желая избежать столкновения войск, послал Октавиану вызов на поединок; Октавиан ответил, что Антоний может умереть и другим способом.

31 июля войска Октавиана приблизились к окраинам Александрии, но их раскидала конница Антония. И на этом Антоний иссяк. На следующий день все его войска сдались и флот — тоже. Он вернулся в город, и ему сообщили, что Клеопатра покончила с собой. Антоний, не откладывая, пронзил себе живот мечом.

Как всем известно, Клеопатра, распустив слух о своей смерти, спряталась в усыпальнице у храма Исиды. Царица взяла с собой самые дорогие сокровища: золото, серебро, слоновую кость, жемчуга, изумруды и другие камни — и сложила на поленницу дров и пакли, чтобы в любой момент можно было поджечь или же использовать в качестве козыря. Антония, который не мог двигаться, царица и ее служанки Ирада и Хармиона подняли в усыпальницу через окно на веревках, доставив ему немало мучений.

Клеопатра разорвала на себе одежды и раздирала ногтями грудь. Антоний попросил вина, выпил немного и умер у царицы на руках.

Октавиану принесли меч, которым закололся Антоний и на котором еще была его кровь. Победитель, как говорят, смотрел на него со слезами. Тем временем двое его офицеров пытались поговорить с Клеопатрой через решетку на дверях усыпальницы. Один из них, Прокулей, забрался внутрь через окно, пока его товарищ отвлекал царицу. Прокулей успел отобрать у царицы кинжал, которым она хотела заколоться. Клеопатру перенесли во дворец и содержали в ее покоях под стражей. Октавиан пришел с ней поговорить. Плутарх пишет, что царица отказалась от обычной роскоши и встретила победителя на простом ложе, в одной тунике.

Сцена представляла встречу Запада и Востока. Клеопатра с безумным видом бросилась к его ногам, а Октавиан, наверное, равнодушно смотрел на нее. Дрожащим голосом царица пыталась объяснить: она ни в чем не виновата — ее заставлял Антоний. Волосы у нее растрепались, глаза потускнели, на груди еще не зажили царапины от ногтей, но, утверждает Плутарх, она не утратила очарования и уверенности в себе, что и отражалось в ее подвижных чертах. Октавиан усадил ее и рассудительно, один за другим, опроверг все ее аргументы.

Клеопатра сменила тактику и стала вымаливать помилование себе и детям. Она отдала Октавиану перечень самых ценных своих сокровищ, но управляющий царицы, Селевк, тут же уличил ее в том, что она утаила кое-какие вещи. Октавиан с изумлением наблюдал, как повелительница вцепилась Селевку в волосы и била по лицу. Остановилась она, только когда вмешался Октавиан, и опять стала оправдываться — она, дескать, оставила у себя несколько вещиц, которые хотела поднести Ливии и Октавии, когда будет просить у них заступничества.

Октавиан позволил ей это сделать и пообещал обращаться с ней лучше, чем она может того ожидать.

После его ухода некий знатный юноша по имени Корнелий Долабелла, на которого, видимо, подействовали чары Клеопатры, рассказал ей о намерении Октавиана через три дня отправить ее морем вместе с детьми в Рим, а самому идти через Сирию.

Царица не без оснований полагала, что Октавиан собирается провести ее как пленницу за своей колесницей во время триумфа — на потеху римской черни. Такого унижения она бы не перенесла. Лучше умереть.

Октавиан позволил ей сделать возлияния на могиле Антония. Обняв урну с его прахом, она сказала Ираде и Хармионе, что все ее бедствия — ничто по сравнению с несколькими днями, прожитыми без Антония.

От гробницы Клеопатра вернулась во дворец и заперлась у себя в покоях с двумя служанками. Там царица приняла ванну, хорошо позавтракала и оделась как для парадного выхода. «Подай мне мантию, надень венец. Я вся объята жаждою бессмертья»[21], — заставляет ее произнести Шекспир, который, несомненно, основывался на переводе Плутарха, выполненном сэром Томасом Нортом. Царица уже позвала к себе поселянина с корзиной смокв, среди которых он принесет смертельно ядовитую гадюку. Змея — священное животное, ее укус обожествит Клеопатру. Рассказ Плутарха о змее вдохновил Шекспира написать самую трогательную в пьесе сцену:

Когда люди Октавиана выломали дверь, царица бездыханная лежала на золотом ложе, и у ног ее умирала Ирада. Хармиона стоя еще пыталась поправить на голове хозяйки царский венец. Римлянин спросил, годится ли так поступать? Прежде чем упасть, служанка ответила: «Да, особенно царице, в чьем роду так много великих царей». И Шекспир повторяет почти слово в слово:

И с этой минуты Клеопатра и ее верные служанки принадлежат легенде, куда мы не можем за ними последовать. Октавиан, тронутый величием духа Клеопатры и ее кончиной, приказал похоронить ее с царскими почестями рядом с Антонием. Ей было только тридцать девять лет, из которых двадцать два она правила страной.