От ее слов у меня мурашки пошли по коже.

– Я вижу большую опасность. Вижу, что вы взяли то, что вам не принадлежит. Мойра – вот что имеет первостепенную важность. Мойра! Но вот что я вам скажу, молодой человек. Не берите на себя грех. Не берите то, что вам не принадлежит. Занимайтесь своим делом.

– А какое оно, мое дело?

– Вы сами его найдете. Но не забывайте, что вас двое. Вы и ваша фантазия. Эти две линии нужно как-то соединить в единое целое, чтобы одна не мешала другой. Будьте равным себе, будьте цельным человеком.

– У меня есть брат, – сказал я, прогоняя мысли о Грегоре Стюарте. – Люди говорят, что он живет со своей моделью-обезьянкой. Как бы я хотел, чтобы он образумился, добился успеха, стал человеком и порадовал маму.

– Брат здесь ни при чем. Каждый отвечает сам за себя. Я говорю лишь про вашу руку. Про вас и ваше второе «я», про вас и ваше альтер эго! Тот, кто выберет любовь, останется жить. Тот, чья любовь сохранится, и сам не погибнет. Другой канет в небытие.

Мне трудно было понять, что имеет в виду старуха, я, скорее, ощущал ее слова сердцем. Но с каждым новым словом слышать становилось все труднее.

Вонь стояла невообразимая, и я из последних сил старался не обращать на нее внимания, выслушивая в пятый раз рассказ бабушки про ополчившихся на нее соседей. Старуха опять заговорила о наболевшем. О том, как соседи строчат на нее жалобы, потому что хотят выселить из квартиры и сдать в сумасшедший дом. А она все равно будет помогать бездомным кошкам. И будет их содержать, насколько хватит пенсии. И даже сама лазить по помойкам в поисках еды.

– Если где-то есть кошки, несите ко мне. Я буду их содержать, насколько хватит сил и помоек, как бы соседи ни выступали против моих кисок.

Так вот откуда этот запах – с помоек. К горлу подкатил комок тошноты. Проглотив в очередной раз залпом душещипательную тираду старухи, переварить ее я уже не смог. Не в силах терпеть послевкусие отрыжки, я поспешил на свежий воздух. Голова кружилась, асфальт плыл под ногами, как будто я отравился гнилыми ветрами тлеющего и разлагающегося мира.

Бред, происходящий со мной все последнее время, вывел меня таки из равновесия. Я даже представить не мог, что случилось с Катей и куда она пропала! А тут еще эта старуха с ее пытками вонью.

Запах, что проник мне глубоко в носоглотку, привязался и к моей одежде. Я решил немного погулять и проветриться, чтобы избавиться от чувства тошноты. Привел меня в чувство «нашатырное настырное пип» мобильника. В уютном скверике меня, словно пулеметная очередь, настигло не одно, а целая череда СМС, каждое из которых издавало короткие резкие звуки. К несчастью, все они действительно были очень острыми и болезненными.

«Я все узнала. Ты меня обманывал», – прочитал я в СМС, следующих одно за другим. «Ты вовсе не тот, за кого себя выдаешь». «Ты не Грегор Стюарт, а совсем другой человек». «Не хочу больше ни видеть, ни слышать тебя». «Не звони мне больше и не ищи встреч». «Это бессмысленно». «Я меняю номер телефона, и ты только потратишь время зря».

Тут она была права. Я действительно выдавал себя за другого – и в этом был мой косяк. Но как она догадалась? И тут я вспомнил: ее мама работала в ОВИРе. Наверняка она навела справки, узнав, что ее дочь встречается с гастарбайтером.

Возможно, у меня оставался последний шанс что-то исправить. И я, закатав рукава, накатал большое письмо, нет, поэму, в которой извинялся и просил прощение за ложь. Возможно, Кэт не так скоро сменит симку, и мое признание дойдет и повлияет на ее решение.

Отправив эсэмэску, я мог только ждать и подгонять время. Но не так-то легко подгонять время, сидя на одном месте и ничего не предпринимая. Сердце колотилось так, что казалось, будто у меня два сердца и одна нога. Чтобы соответствовать внутреннему ритму, мне нужно было что-то делать. То и дело пялясь на экран сотового, я пошел куда глаза глядят, еле успевая подтаскивать за каждым шагом вторую ногу.

В машину я не сел, потому что не мог за себя поручиться. В таком состоянии можно и улететь в Неву, к которой я и так вылетел, еле успев вписаться в поворот на мост. Я протопал, наверное, километра четыре, не моргнув и глазом. Мост я тоже пролетел на одном дыхании, не обратив никакого внимания на зайца, восседавшего на столбике.

Вот и Летний сад, в котором среди мраморных скульптур Анна Иоанновна когда-то устроила звериный загон для кабанов и медведей. Я вышел к Инженерному замку. Теперь я сам чувствовал себя загнанным механическим зверем. Пробежав через площадь Искусств и выдохшись, я сел на скамью на Малой Садовой рядом с уличным мимом, изображающим мокрую курицу. Домой на Конюшенную идти не было никаких сил. Будь они прокляты: и эта квартира, и этот телефон, и эта машина. Будь она неладна, моя судьба, сыгравшая со мной такую злую шутку. Разом обрести то, о чем так долго мечтал, и тут же потерять…

Сидя на скамье на Малой Садовой, я глазел на праздно шатающихся и спешащих по своим делам пешеходов, прежде чем заметил, что сижу аккурат на скамье между котом Васькой и его спутницей Василисой. В Василия туристы норовили попасть монетками. Они верили, что это принесет им счастье. А напротив, через Невский, возвышалась громадина Екатерины Великой. Со всех сторон, словно в насмешку, меня окружали символы. Жестокий, бездушный город. Каменные манекены.

За время работы в этом городе мои мышцы каменели. Вот и сейчас я верил в их силу – вставай и сворачивай горы. А вот сердце, наоборот, стало мягким и чувствительным. Чувствительным к малейшим знакам и символам. Все кругом напоминало о Кэт. Я вспоминал, как мы гуляли в этих местах во время нашей первой встречи.

Кому нужны свернутые горы в городе, где каждый дом в центре – горы мрамора и гранита? Кому нужна мужская сентиментальность? Тем более что она не к лицу этому бесчувственному городу с его холодным равнодушным лицом и мраморной кожей с синими разводами каналов.

Что мне оставалось делать в сложившейся ситуации? Где искать Кэт?

Вспомнив, что она студентка СПбГУ, я отправился на Васильевский остров. Если встать во дворе университета и смотреть на проходящих студентов, возможно, есть шанс встретить Катю.

Через час я уже был около главного корпуса. И здесь – о, насмешка судьбы! – опять наткнулся на памятник кошке. Разъевшая бронзовые лоснящиеся на солнце бока, она пригрелась на своем постаменте.

«Интересно, – думал я, стоя в тени арки, – кошкам в Питере ставят памятники, потому что они стоят на границах черных дыр?»

А черные дыры в этом городе на каждом шагу – стоит зайти в любой подъезд или двор-колодец, стоит стать чересчур восприимчивым к знакам и символам.

Кошки служат верно, нет, даже не людям, а своим богам. И великие люди, следуя своему предназначению, тоже служат богу. А вот маленький человек, что из последних сил бьется и барахтается, словно котенок, брошенный в воду бесконечных каналов и колодцев этого города, – как быть с ним? Может, и в память о нем стоит открыть мемориальную табличку с надписью?