— Ну, вот, я снова с тобой. Признаться, особого удовольствия старик мне не доставил. Я всегда предпочитал иметь дело с женщинами. Любопытно наблюдать, как красотка превращается в смердящую падаль… Ты ведь знаешь, что очень красива. Знаешь, конечно… Ты и в детстве была очаровательным ребенком. А теперь… — Он пододвинул кресло, поставил на него кейс, замки щелкнули, крышка поднялась. — Я со своим инструментом, мы никогда не расстаемся. Все отличного качества. Ну, что? Ты готова? — Он натянул резиновые перчатки, но тут же их снял. — Нет, ты заслуживаешь того, чтобы я касался тебя руками. Уж очень долго я мечтал об этом. Маленькая дрянь. Ты едва не отняла у меня сына. Сделала его слабым. Мальчишка совсем помешался на тебе. И что? Сучка неблагодарная, ты заманила его в ловушку.

Он надавил ладонью на мой лоб.

— Посмотрим, что здесь у нас… — «Скальпель, скальпель в его руке». — Нет, нет, мы же договаривались, глазки не закрывать. Сначала веки, потом язык…

И тут прогремел выстрел. В комнате запахло, как в новогоднюю ночь, когда запускают петарды. Отец Мартина удивленно замер, хотел повернуть голову, но не смог, пошатнулся и медленно сполз на пол.

«Меня спасли, спасли», — с надеждой подумала я, ожидая увидеть Германа, полицейских, кого угодно, а увидела Серафиму. Не может быть! Серафима стреляла в хозяина… спасла меня? Что происходит?

Серафима возилась рядом, судя по звукам, оттащила труп в сторону, выпрямилась, тяжело дыша, и склонилась ко мне.

— Он тебя не порезал? Ну и слава богу. Рану на животе надо бы зашить, но это потом…

Теперь я видела ее руки, она наложила ватный тампон на рану, заклеила ее лейкопластырем.

— Вот так, сгодится. — На какое-то время она исчезла из поля зрения и вновь возникла перед глазами, теперь в ее руках был шприц. — Сейчас будет больно, но так ты быстрее придешь в норму. — Она нащупала вену на сгибе локтя, воткнула иглу.

Боль разлилась по всему телу, выкручивая вены, казалось, они разбухали, вытягивались и вот-вот лопнут. От нестерпимой боли мутился рассудок, реальность ускользала, меня засасывало в черную дыру. «Держись, не теряй сознания, держись…» Я отчаянно кричала, не слыша собственного голоса.

— Не беда, скоро будет легче, — кивнула она, опять наклонилась ко мне, погладила лоб. Потом села рядом, я чувствовала ее руки у себя на запястье, она шевелила губами, считала пульс. — Ты крепкая девчонка, выдержишь. Подождем немного…

Казалось, тысячи иголок впились в тело, ноги наливались теплом, я хоть и с трудом, но смогла пошевелить пальцами.

— Давай выбираться отсюда, — удовлетворенно кивнула Серафима, понаблюдав за мной. — Не хочу, чтобы Мартин увидел отца. Бедный мальчик, надо его подготовить. Идем. — Она подхватила меня под мышки, потянула, пытаясь поднять на ноги. Ноги и руки свисали плетьми, голова у меня запрокинулась. — Ничего, я тебе помогу.

«Откуда столько силы в ее худом теле?» — подумала я. А она уже волокла меня к лестнице.

— Давай, давай, девочка, надо идти… — Пятки скользнули по ступеням, она половчее перехватила меня. — Да ты словно перышко… Еще немного…

Мы выбрались из подвала. Обнимая за плечи, Серафима довела меня до дивана, помогла лечь, сунув под голову подушку.

— Потерпи еще чуть-чуть…

Я сделала глубокий вдох, закашлялась, а потом стало легче дышать, точно с груди сняли тяжелый камень. Язык казался чудовищно огромным и не помещался во рту, я попробовала заговорить. Получилось что-то неразборчивое. Но Серафима поняла.

— Почему спасла тебя? А куда было деваться? Тут либо ты, либо он. Ты нужна моему мальчику, хоть и заставила его страдать, мерзавка. Он, конечно, молчал, но я-то знала, каково ему… Помню, как я увидела его впервые много лет назад. Ему тогда едва исполнилось пятнадцать. Такой красивый… Ангел господень… Он стал мне сыном, которого у меня никогда не было. А как я любила его отца… — покачала она головой, села рядом, сложив руки на коленях.

Вторая попытка задать вопрос была куда успешней.

— Вы знали…

— О том, что он убивает за деньги? Знала, конечно. И что жену свою убил — тоже. Что мне его жена… Об остальном — нет, — тут она вдруг засмеялась и тряхнула головой. — Вру. Знала. Догадывалась. Да и как не догадаться, когда почти двадцать лет живешь рядом. Вот и сегодня заметила этот дурной блеск в его глазах, оттого и отправилась за ним следом. Не зря, как видишь… — Она вновь засмеялась, а потом сказала, вроде бы беседуя сама с собой или думая вслух: — Ты встречаешь мужчину и теряешь голову от любви к нему, а потом проходит двадцать лет, и однажды понимаешь: ты его, конечно, все еще любишь, но есть вещи поважнее… мой мальчик. Я хочу, чтобы он был счастлив.

— Он у-бий-ца… он го-ло-ву… мо-е-му… дру-гу…

— Что за чушь ты болтаешь? — нахмурилась Серафима. — Мартин отрезал кому-то голову? С какой стати? Мой мальчик брезгливый, не любит крови. Это отец.

— Он у-бий-ца… — повторила я.

— Ну, это совсем другое, — отмахнулась Серафима. — Да и немудрено, с таким-то отцом. Но с мозгами у моего сыночка все в порядке. Пора ему звонить. Конечно, узнав про отца, он расстроится, но, когда я растолкую, в чем дело, скажет мне спасибо. Папашу он хорошо знает, когда тот войдет в раж, его не остановишь. Коли задумал чего, значит, сделает. Не сегодня, так при первом удобном случае. Да и не послушал бы он меня, когда в глазах этот блеск. Полоснул бы мне ножом по горлу и к тебе вернулся. Не было у меня выбора, не было… Полежи тут немного, я позвоню Мартину и тебе воды принесу, минут через десять можно будет сделать пару глотков. — Она похлопала меня по руке и вышла в прихожую, говорила так тихо, что понять ее слова было невозможно. Мартин придет сюда… Сколько у меня времени? Час? Меньше?

Разговор по телефону Серафима закончила, направилась в кухню, откуда вернулась со стаканом воды. Поставила его на тумбочку рядом со мной.

— Еще пять минут, и дам тебе напиться. — Она с неудовольствием взглянула на мое лицо. — Дайка я тебя умою, да и переодеться тебе надо. Есть что в доме?

Я уже могла ответить, покачать головой точно могла, но не стала этого делать. Пусть думает, что я абсолютно беспомощна. Промычала что-то невнятное.

— Нет? Ну и ладно. Дам тебе свою кофту.

Изрезанная рубашка полетела в сторону. Серафима сняла с себя кофточку, оставшись в одной блузке, и, бормоча какие-то глупости, точно я малый ребенок, напялила ее на меня. Из ванной принесла мокрое полотенце. Вытерла мне лицо. Достала расческу из сумки, кокетливой, с розочками на застежке, и аккуратно расчесала мои волосы.

— Вот ты опять красавица, просто куколка. Мальчик будет доволен. — Задрав кофту, коснулась раны и вытерла кровь на моем животе, удовлетворенно кивнула. — Теперь можно воды попить. Не спеши, глотай осторожно…

Я собиралась с силами, понимая, что это мой шанс, может быть, единственный. «Господи, помоги мне», — мысленно взмолилась я.