– Да не лечи ты меня, Иван! – впервые за несколько недель Наталья весело и от души рассмеялась. – Я уже и так почти выздоровела. В одной книжке героиня говорит: «Кажется, переплыла», имея в виду, что позади бурная и опасная жизненная река. Так вот, и я, кажется, переплыла.

– Голсуорси, «Конец главы», – согласно кивнул Иван, и Наталья с уважением и некоторым недоверием на него посмотрела. – Я начитанный, Наталья Петровна, не лапоть. Но эта героиня, как мне помнится, имела в виду неудачный любовный роман.

– Неважно, кто из нас что имел в виду, – озорно заметила Наталья и снова засмеялась. – Главное ведь, что переплыла, Вань. И ты, кстати, был одним из тех, кто бросил мне спасательный круг.

– Я всегда буду рядом, если позволите, Наталья Петровна, – серьезно сказал Бунин. – И вы, и Алиса Михайловна стали мне очень близкими людьми. Так что в беде я вас никогда не брошу.

– Спасибо. Я запомню, – ответила Наталья, и, повернувшись к общему шуму, громко закричала: «А теперь – горько!»

* * *

Прошло еще несколько дней. Наталья понимала, что ей нужно начинать строить свою жизнь заново, но решила взять небольшой тайм-аут, чтобы собраться с мыслями. Она уже твердо решила принять предложение Игоря о работе. Ее ждал завод и должность директора по персоналу. Не то, чтобы она совсем ничего в этом не понимала, но душа к будущей работе все равно не лежала, поэтому Наталья занимала руки, делая генеральную уборку в квартире, и голову, часами просиживая в интернете, чтобы прочитать как можно больше теории про HR-менеджмент.

– Эй-чар, это почти что янычар, – посмеивался над ней Ленчик. – Ром, представляешь маму в широких шароварах и с саблей?

– Нет, – честно признавался сын. И они оба громко, заливисто хохотали.

Наталья замечала, что ее мужики в последнее время все время улыбаются. Они радовались, что она больше не хнычет. Что все плохое в их жизни позади. Что скоро новый год, елка, каникулы и подарки. И Ленчик, и Ромка постоянно старались ненароком прижаться к ней, чмокнуть, погладить… Наталья была им благодарна за любовь и поддержку.

Но больше всего ее радовало, что она практически не вспоминает о Развольском. Его образ отошел куда-то на второй план, размылся, потускнел. Ослабла и постоянная боль, которую Наталья привыкла носить в себе все эти годы. Жить без боли было как-то непривычно. Поэтому, отдраивая кухонные шкафы и кафель в ванной, она испытывала постоянное чувство изумления.

В сумке зазвенел мобильник. Мелодия была смутно знакомая, но определить ее сразу, Наталья не сумела. Нажав на кнопку, она услышала такой же смутно знакомый голос. Голос Развольского.

– Привет, Заяц, – сказал он, и у Натальи непроизвольно остановилось дыхание.

– Привет.

– Ты можешь сейчас приехать, разговор есть.

– Приехать, куда?

– В офис, конечно. А что, на квартиру хочешь. Туда тоже можно. Я, между прочим, соскучился.

– Нет, Стас. Если есть разговор, то давай я приеду в офис. Только ты учти, что у меня машины нет.

– Не вопрос, возьми такси, я заплачу, – великодушно заявил шеф. – Давай быстренько, ладно?

Кляня себя последними словами, Наталья вызвала такси и поехала в VIP-тур. Развольский широкими шагами мерил свой кабинет и, увидев Наталью в открытую дверь приемной, бросился ей навстречу.

– Быстро, молодец, – коротко похвалил он, увлекая ее за собой. – Выглядишь хорошо. Аня, проследи, чтобы нам не мешали, – бросил он секретарше, и дверь кабинета захлопнулась за ними с привычным звуком. – Ну, здравствуй, Заяц.

– Стас, давай о деле, – Наталья решительно остановила попытку себя поцеловать. – Я же сказала, что у меня мало времени.

– Да ладно тебе, ломаться. Как будто я не знаю, как ты по мне соскучилась. Но, если хочешь, давай сначала о деле. В общем, я предлагаю тебе вернуться на работу.

– Вернуться? А как же Муромцев? Или у тебя появились 20 000 долларов?

– Нет, не появились, – недовольно буркнул Развольский. – Но со стороны Муромцева претензий не будет.

– Откуда ты знаешь?

– Спросил мимоходом. Он сказал, что остыл, и что я могу смело возвращать тебя обратно.

– Понятно, – кивнула Наталья. – С господином Муромцевым мы разобрались. А зачем тебе надо, чтобы я вернулась?

– Наташ, ну ты ведь мне не чужая, – сердито сказал Развольский. – Я что, не понимаю, что тебе жить не на что. Машина опять же. На, держи ключи. – Брелок со скрещенной буквой дабл ю, звеня, прокатился по столу.

– То есть ты зовешь меня на работу, потому что мне не на что жить, – уточнила Наталья. – А других причин нет?

– Есть, – буркнул шеф. – Есть и другие причины. У нас тут без тебя все рушится. Я с этими бездельниками никакого толку дать не могу. Контракты с зарубежными партнерами на следующий год сыплются один за другим. Шведова арестовали. Остальные ни хрена не понимают. Клиенты бегут, если уже не сбежали полностью. Возвращайся, Заяц. Тут без тебя скоро останутся одни руины.

– Да? – удивилась Наталья, – а мне казалось, что агентство держится исключительно на тебе. По крайней мере, ты мне об этом сказал, когда увольнял.

– Наташа, не цепляйся ты к словам, – лицо Развольского исказила болезненная гримаса. – Ты же знаешь, меня тогда Муромцев в такие клешни взял, что думал, живым не вырвусь. Если ты хочешь, чтобы я унижался и вслух признавал, что без тебя тут ничего не вертится, так ладно, ради дела я и на это пойду.

– Мне вовсе не нужно, чтобы ты унижался, Стас, – спокойно сказала Наталья.

– Ну и прекрасно, – Развольский заметно обрадовался, – так значит, завтра выходишь, да?

– Нет. Не выхожу. Я не вернусь в VIP-тур, Стас.

– Прекрати ломаться, – заорал шеф. – Ну что ты хочешь, чтобы я сделал? НА колени стал? Зарплату тебе повысил?

– Я ничего не хочу. И в VIP-тур я не вернусь. Пойду на другую работу. Пусть и не на такую интересную, чем эта.

– Какую работу, ты же больше ничего не умеешь, – голос Развольского вибрировал от плохо скрытого бешенства.

– Посмотрим, что я умею, а что нет, – хладнокровно ответила Наталья. – Ты не нервничай, Стас. Меня ты все равно не вернешь. Только давление зря повысится.

– Не верну? Почему? Ты же меня любишь.

– Я любила тебя. Так будет точнее, – сказала Наталья. – Один бог знает, как сильно я тебя любила. А сейчас…Я выросла из тебя, Развольский. Как мой Ромка из прошлогодних зимних ботинок. Я долго не могла понять, что не так? Почему ты, такой привычный, такой модный, такой удобный, такой любимый вдруг стал жать и натирать во всех местах. А потом я поняла, что просто выросла. Ты прости меня, Стас, но я не вернусь. Никогда.

– А как же я, – голос Развольского звучал жалобно и печально.

– Не знаю. Если честно, меня это совершенно не интересует.