– Тебя убить мало, придурок! – не слушая своего приближенного, бесновался Лось. – Изорвать в клочья, как туалетную бумагу! Ты что, не понимаешь, чего наделал?!

– Да че я такого сделал?! – вскипел Димон. – Ты можешь по-человечески объяснить, а не лаяться?!

Лось внезапно успокоился.

– А ты сам так и не понял? – Он в упор смотрел на "бригадира".

– Не-а, – ответил тот.

– Ну, тогда я буду первым, кто тебя поздравит! – Голос "авторитета" был полон сарказма.

– С чем? – удивился Паленый.

– Сегодня ты сумел втянуть наев войну с "чехами"! И эта война будет тотальной, на полное уничтожение! Они так просто от нас не отстанут! Мы их с твоей помощью, конечно, оскорбили смертельно! И теперь они не успокоятся до тех пор, пока либо сами не полягут, либо нас всех не перемочат!

Паленый слушал, приоткрыв рот. Такогоон никак не ожидал...

– И что теперь делать? – неуверенно спросил он шефа.

– Ты уже все сделал! – огрызнулся тот. – А сейчас собирай наших! Всех, до последнего человека! С оружием. Будем воевать.

– Есть! – во весь голос закричал старший лейтенант милиции, сидевший с наушниками на голове за каким-то пультом, поверхность которого была расцвечена разноцветными огоньками. – Это оно!

Человеку непосвященному его радость была бы непонятна. А все объяснялось достаточно просто – этот старлей из технического отдела УВД области держал прослушку домашнего телефона потерпевшей по делу Мацкевич. То есть двенадцать часов в сутки сидел вот так вот, как привязанный, у этого своего пульта, не смея отойти ни на шаг – а вдруг именно в этот момент и будет сделан тот самый, нужный звонок.

И до сих пор это его "великое сидение" было совершенно бессмысленным – преступники звонили с сотового телефона, засечь местонахождение которого с помощью имеющейся у них в отделе аппаратуры было просто невозможно. А тут... Он даже сразу не поверил в свою удачу! Потому-то и заорал как сумасшедший, хотя обычно не позволял себе такого откровенного проявления эмоций.

Впившись взглядом в свои приборы, он даже не слушал разговор. Не до того было. Ну, разве что так, краем уха. Только для того, чтобы идентифицировать основные признаки – жалобный и слабый голос молящего о помощи заложника и другой голос, с ярко выраженным кавказским акцентом, который угрожал расправой в случае невыполнения потерпевшим его требований.

И сейчас звонок шел не с какого-то там сотового, а с обычного стационарного телефона, установленного в какой-нибудь квартире или учреждении города. И в этом случае, как это ни забавно, вся хитрая "шпионская" аппаратура была просто не нужна – номер звонившего высвечивался в окошках обычного бытового АОНа!

Заглянувший через плечо оператора напарник "срисовал" определенный номер и тут же устроился у компьютера – пробивать адрес, в котором установлен телефон.

Сам старлей дождался окончания разговора и тут же начал набирать номер. Внутренний, управленческий, трехзначный. В соответствии с инструкцией о поступившем звонке он должен был немедленно поставить в известность инициатора задания – в данном случае старшего опера второго отдела УУР Михайлова.

На том конце провода трубку сняли после второго гудка:

– Слушаю, Оболенский!

– Пригласите Михайлова, – попросил оперативник технического отдела.

– Он выехал. Может, что передать? – предложил собеседник старлея. И хотя этого Оболенского дежурный знал лично, он ответил:

– Нет, не надо. – После чего положил трубку и сразу же набрал другой номер. В таких вот ситуациях все та же инструкция предписывает выходить на непосредственного начальника инициатора.

– Сумин, – отозвалась трубка глухим и бесцветным, очень усталым старческим голосом.

– Товарищ полковник, перехвачен звонок по адресу на улице Красных Партизан, – старлей.

– Так. И что там?

– Все то же. Просьба о помощи одного объекта. Потом в разговор вступил второй объект, говорил с ярко выраженным кавказским акцентом.

– И что он говорил?

– Угрозы. "Зарэжем", – довольно удачно пародировал южный акцент оперативник техотдела.

– Понятно. Номер отследили?

– Разумеется! – гордо ответил старлей.

– Сотовый? – Сумин не спрашивал – констатировал. И в голосе его была слышна полная безнадежность.

Тем приятнее старлею было ответить несколько небрежным тоном:

– Нет. Телефон стационарный.

– Что-q?! – сорвался голос Сумина, но он тут же сумел взять себя в руки. – Адрес установлен?

– Так точно! – слегка "рисанулся" старлей. – Улица Александра Матросова, дом двадцать семь.

– Понял вас, продолжайте держать переговоры под контролем. – Теперь, если судить по голосу, со старлеем говорил уже совсем другой человек – молодой, сильный, азартный.

И в эту минуту ни Сумин, ни старший лейтенант из техотдела не задумались о том, почему это преступники вдруг сменили тактику, вышли из тени, в которой укрывались.

Сумин уже продумывал мероприятия по реализации полученной информации. Адрес – это прекрасно. Адрес – это люди, с которыми уже можно работать. Люди, кто-то из которых слышал говорившего или видел его. Получалось так, что в этом адресе был и заложник. И сейчас Сумин уже был занят тем, что быстро, на ходу планировал силовую акцию по его освобождению.

А старлей из техотдела... Конечно, в его удостоверении была вписана должность "оперуполномоченный". Но хороший опер – это нечто сродни писателю или поэту. Фантазия, помноженная на энергию. А этот старший лейтенант был технарем до мозга костей. Хорошим, может быть, даже гениальным в своем роде техническим специалистом, но не более того.

Решетилов шел по следу. Как специально тренированный для розыскной работы пес, он "верхним" чутьем, предельно обостренным обонянием выхватывал из десятков тысяч запахов и запашков тот единственный, который служил ему путеводной нитью. Запах крови, запах человеческого страха. Запах смерти.

Опер был твердо уверен в том, что причиной гибели его старой подруги послужила не банальная асфиксия, не колото-резаные ранения, а та самая проклятая зажигалка, что по воле случая осталась тогда в его кармане. Значит, девушка в какой-то степени тоже была причастна к похищению. Или, по крайней мере, была, как это принято сейчас говорить, "в курсе".

И сейчас лейтенанта не оставляла в покое мысль о том, что если бы тогда, при его последней встрече с Леной, он проявил больше участия, показал бы большую заинтересованность в ее судьбе, попытался бы помочь, может, все бы закончилось и не так трагично?

Вот этот комплекс вины и гнал его вперед, заставляя забыть обо всем остальном. Сейчас он тоже встал на этот путь и был настроен самым решительным образом – пройти его до конца, каким бы он ни был.