Медленно подкатили приземистые, как черепахи, бронированные вагоны-погреба. Из них специальные механизмы подали семитонный бронебойный снаряд, длинной более четырех метров, и огромную гильзу на зарядный стол, а с него в темную пасть ствола.

Снова звучали команды, отцепились тепловозы и потянули зарядные вагоны в укрытые выемки.

И все это время над позицией в предутреннем небе барражировали немецкие истребители, охраняя военный секрет вермахта. Зенитные батареи, расставленные по четырем сторонам, стволами скорострельных пушек нацелены в небо, готовые сразить любой самолет, залетевший в эту особую зону. А в двух километрах вокруг орудия рыскали с обученными собаками вооруженные до зубов специальные команды полевой жандармерии.

Ближе к передовой, укрытый и замаскированный, расположился взвод артиллерийских наблюдателей, которые использовали наряду с традиционными оптическими средствами еще и новую инфракрасную технику.

Ровно в назначенное время, в 5 часов 35 минут, прозвучала команда:

– Огонь!

И грянул выстрел. Из жерла ствола выплеснулась молния и громоподобный оглушающий гул и грохот. Он мощной звуковой волной распространился на многие километры, накрывая все вокруг. В трех километрах от позиции орудия в вагоне столовой батареи с полок посыпалась посуда, а на станции Бахчисарай и прилегавших к ней постройках звуковой волной были выбиты стекла.

В течение дня прогремело двенадцать выстрелов.

На следующий день – шестнадцать, бронебойными семитонными и фугасными пятитонными снарядами. И так каждый день. По штольням арсенала, по береговым батареям, по укрепленным позициям, по улицам Севастополя… Громовой голос «Доры» вплетался в общий хор крупнокалиберной артиллерии, превращавшей красивейший город в груды развалин….

1

– Командир, куда идем? – спросил Алексей.

Закрыв замок малокалиберной пушки, Громов стал зорко осматривать бескрайнюю даль моря, которое распахнулась в своей притягательной красоте перед его взглядом. А он, не обращая внимания на прелести водной стихии, выискивал опасность.

– Направление похода зависит не от меня, а от количества горючего в баке, – ответил Вадим Серебров, держа обеими руками рулевое колесо, – Семен уточняет его наличие.

– Если хватит, может, махнем на базу, в Новороссийск? – помечтал вслух Григорий Артавкин, расположившийся у пулемета.

– А не хватит, двинем к Севастополю, – уточнил Серебров.

Самоходная малая транспортная баржа – МТБ – с румынским флагом на мачте торопливо уходила все дальше и дальше от бухты Капсель, от гористого крымского берега, и только выступавший в море скалистый кряжистый мыс Меганом, казалось, тянулся с боку темной гранитной рукой, грозя оборвать побег, схватить судно и вернуть его назад. Море насторожилось и совсем примолкло. Дизеля работали ровно и напряженно, распространяя по всему металлическому телу баржи легкую вибрацию.

Из люка высунулась голова Семена Юрченко; правая щека его была слегка измазана мазутом.

– Солярки чуть больше половины бака! – бодрым голосом доложил он командиру. – Двигаться можно!

– До Кавказа хватит?

– Не думаю, командир, дизеля ихние дюже прожорливые.

– Не дотянем?

– И до половины пути не хватит, – сказал Юрченко.

– Тогда берем курс на юго-запад, – решил Серебров.

– До Севастополя хватит с запасом, командир!

– Как ведут себя мотористы?

– Нормалек, командир! – широко улыбнулся Юрченко. – Хлопцы, хотя и румыны, но понятливые и исполнительные!

Сагитт Курбанов стоял у второго длинноствольного немецкого пулемета, задумчиво поглаживая двумя пальцами правой руки свои смоляные усики, и смотрел на удалявшийся берег родного Крыма. В его темных глазах застыла грусть. Он побывал в Крыму, на своей родине, где родился и вырос, служил на морской границе, находился всего в нескольких километрах от своего родного дома в Старом Крыму, а ни с кем из родных так и не мог повидаться, ничего не узнал о судьбе отца и матери, о братьях и сестрах, никого из знакомых не встретил…

Через четверть часа последняя видимость берега растаяла, от мыса осталась только светло-синяя полоска. Самоходная баржа, чем-то похожая на железную черепаху, шла по воде ровно и уверенно. Винт размеренно и сноровисто загребал морскую влагу, и она, недовольная, шумно пенилась за кормой, разбегаясь волнами в разные стороны.

Не спеша потекло томительное время морской дороги. Море было пустынным, и спокойное зеркало его, созданное дня загляденья в него солнца и неба, а ночью луны и звезд, вдали светилось бирюзовой нежностью и ласково шуршало по бортам ладошками мелких волн, храня тайны в своих темных глубинах. Алексей Громов стоял, упершись спиной в лебедку, и молча радовался, что судьба дала им шанс выбраться, и он переживал простую радость жизни на белом свете, чувствуя прилив сил и бодрости, бесшабашной уверенности, а в своем сердце тайно и смутно ощущал грядущее неизвестное и опасное.

В полдень на горизонте показался неизвестный дымок. Разведгруппа насторожилась, и каждый занял свое боевое место. Серебров, и вместе с ним и вся его команда, долго и пристально наблюдали за дымком. Самоходка взяла курс в открытое море, и вскоре тот дымок пропал.

Самоходную баржу разведгруппа захватила на удивление легко и быстро. Команда румын даже не пыталась сопротивляться, она просто была ошарашена внезапным появлением в глубоком тылу непонятной вооруженной группы: русских в германской форме, немецкого капитана, да еще их легковую автомашину сопровождал и охранял немецкий танк. Впрочем, танк и явился основным и весомым козырем, перед которым румыны послушно сложили личное оружие и поспешно подняли руки.

2

Севастопольская оборона проигрывала артиллерийскую дуэль. И с каждым новым днем все больше и больше. Вражеский напор становился все сильнее и сильнее. Донесения с передовой, из дивизий и бригад, становились все тревожней и тревожней.

Иван Ефимович последние сутки спал урывками. Не ослабляя общего руководства, он крепко держал нити управления вверенными ему войсками и, отдавая приказы и распоряжения, командующий в то же время успевал за день вместе со своим адъютантом побывать на самых опасных участках обороны, и там одним своим появлением вселять уверенность и твердость. Оценивая обстановку, принимал решения на местах, давал советы командирам, хвалил за проявленную инициативу и находчивость, награждал за храбрость и мужество. И не только он один, а весь его штаб работал как бойцы на передовой, на пределе человеческих возможностей.

Войска держались из последних сил. Передний край, который утонул в грохоте и гуле, окутали, как серым туманом, густые клубящиеся облака из пыли и обломков скал, поднимаемые бесконечными разрывами снарядов и авиационных бомб.

– С каждым днем становится все яснее тот факт, что мы проигрываем артиллерийскую дуэль с немцами. – Иван Ефимович поправил на носу пенсне и через стекла в упор смотрел в темные глаза генерала Рыжи, начальника артиллерии Приморской армии. – Но почему проигрываем? У нас кроме полевой есть и мощные береговые батареи, и стволы боевых кораблей…