Как это ни ужасно, немалая часть моей головы занята была и вовсе уж бессмысленными раздумьями – о мужчине по фамилии Кунце. Возвращаться в город на ночь глядя не хотелось, и мы заночевали у папы – благо места хватало: на втором этаже коттеджа осталось еще с полдюжины свободных комнат. Однако я, разумеется, устроила все так, чтобы мои апартаменты и Макса случайно оказались по соседству. Наши комнаты даже связывала небольшая внутренняя дверца с чисто символической задвижкой, в эту дверь он мог бы хоть из вежливости постучаться. Никто ведь не требовал, чтобы он перепутал свою кровать с моей. Но он мог бы, скажем, просто заглянуть ко мне на чашку кофе (я нарочно взяла у папы целую банку арабики и электрочайник). Мог бы элементарно пожелать приятного сна или поговорить о том о сем. Утешить меня. Ободрить. Спеть девушке колыбельную. Думаете, он воспользовался одним из этих предлогов? Ха, ха и еще раз ха. Я так и осталась до утра наедине с холодным чайником и обманутыми надеждами.

Может, у них в Кессельштейне какие-то чрезвычайно строгие табу? Может, пока местный ЗАГС – или там местная ратуша, или магистрат, уж не знаю – не шлепнет печать на бумажку с гербом, им всем положено разыгрывать из себя бесполых недотрог?

Что это за страна? – думала я, обхватив кожаную спину рулевого. – Что же это такая за непонятная страна? В этом Кессельштейне мужчины хоть что-нибудь умеют делать без понуканий?..

– Я вчера кое-что сделал, – раздался у меня голос над ухом.

В первые полсекунды я запаниковала, вообразив, будто Макс-Йозеф Кунце фантастическим образом проник в мою голову и отвечает на незаданный вопрос. Но тут же догадалась, что мой бравый рулевой всего лишь продолжил, после долгой паузы, наш разговор.

– И что же? – спросила я. – Ну-ка признавайся: вы с моим папой сыграли вчера в подкидного, и теперь ты без денег?

– Нет, что ты, Яна! – открестился Макс от ужасной версии. – Я имею в виду наше дело. Ты сейчас очень правильно сказала: к вашей полиции нет смысла обращаться официально. Вот я вчера обратился приватно, позвонил одному московскому знакомому. Он большой криминалист, работает в главном офисе полиции, на улице Петровка. Дом номер… он у меня где-то записан, в смартофоне…

– Дом тридцать восемь, – сказала я, – даже я это знаю. Только вот не пойму, откуда у тебя взялись вдруг такие знакомства? Слушай, Макс, признайся, ты точно не шпион? А? В жизни не поверю, что большой криминалист из МУРа – тоже байкер в глубине души.

– Нет, Яна, он никакой не байкер, – успокоил меня Кунце. – Он вообще не любит мотоциклы, хотя это странно… Мы с ним учились вместе в Гейдельберге. Его ваш Эм-Гэ-У присылал нам в порядке ченча, на факультет химии. Мы одновременно занимались боксом. Но он был не очень умелый боксер, химия ему удавалась лучше…

– А больше ни с кем из русских ты в Гейдельберге дружбу не водил? – заинтересовалась я. – Может, полезные однокашники еще найдутся? Нам бы сейчас не помешали, например, какие-нибудь министры. Внутренних дел или там чрезвычайных ситуаций…

– Среди ваших министров у меня знакомых нет, – признался Макс. – Но вообще там имелось много занимательных личностей. Младший сын императора Бокассы тебе не подойдет? Учился на юриста. Очень скромный парень, помню, был, к тому же убежденный вегетарианец.

– Не в родителя, значит, пошел, – смекнула я, – уже плюс… Ладно, фиг с ней, с Африкой, она далеко. Вернемся-ка в Россию. Этот твой химик, который плохой боксер, – он что, реально обещал что-то узнать для нас об этом деле?

– Да, – подтвердил Макс. – Уже к сегодняшнему утру. Скажи мне, если мы будем ехать прямо по этому шоссе, мы доедем до Петровки?

– Если прямо, то никогда, – ответила я, – и не мечтай. Не знаю, как у вас в Кессельштейне, а у нас самый верный путь – кружной. Москва когда-то строилась как крепость, поэтому-то состоит теперь из колец. Наподобие лука. В сердцевине – Кремль, но так глубоко нам не надо. Мы с тобой скоро свернем на Садовое кольцо и по нему доедем до Каретного ряда. А там уж до МУРа будет рукой подать. Но ты уверен, что мы сейчас застанем на месте твоего однокашника? Он уже так рано приходит на службу?

– Нет, – объяснил Кунце. – Он еще так рано не уходит домой…

Очень большой милицейский криминалист оказался обычным дядькой, ростом с Макса, одетым в лабораторный белый халат. Свидание двух университетских корешей состоялось на улице, у главных въездных ворот МУРа. Чтобы никого не смущать своим присутствием, я сама вызвалась покараулить мотоцикл на другой стороне Петровки – через дорогу от многоэтажной желтой громадины столичной ментуры.

Утренний «час пик» пока не пробил. Отдельные автомобили еще не спрессовались в непрерывный серый поток, окутанный бензиновым смрадом. Сквозь редкие промельки машин я могла хорошо разглядеть подробности уличного рандеву. Слов обоих мне, конечно же, слышно не было, а потому я сосредоточилась на картинке. Издали белохалатный криминалист и черный кожаный Кунце выглядели двумя шахматными слонами, которые встретились на соседних горизонталях и остановились поболтать. Макс был серьезен, сосредоточен и экономен в движениях. Его приятель тоже почти не жестикулировал, хотя несколько раз принимался нервно крутить пуговицу на халате, а однажды выразительно постучал указательным пальцем себе по лбу. Думаю, объяснял Максу, что кое-какие служебные секреты он не имеет права раскрыть даже университетскому однокашнику.

– Ну что? – жадно спросила я, едва только служитель МУРа, обняв на прощание Макса, скрылся за воротами, а Кунце перебежал Петровку и вновь присоединился ко мне. – Какие новости?

– Он говорит, что новостей пока немного, – сообщил ариец. – Эксперты еще не закончили, выводы делать рано. В квартире Окрошкина все перевернуто и сильно натоптано, однако из всех этих следов мало годных… полноценных… короче говоря, тех, которые могут что-то подсказать экспертам. Сейчас в обработке след на газете, наиболее перспективный. Ботинок мужской. Размер ноги, по вашим стандартам, сорок четыре или сорок пять. Башмаки не российского производства, но эта деталь, к сожалению, ничего следствию не дает: по статистике, он говорит, в Москве импортную обувь носят до 60 процентов мужчин и до 80 – женщин…

– Все верно, – кивнула я. – Если не удастся как-то вычислить обувную фирму, этот след вообще никуда не приведет. У нас ни один нормальный бандит не будет добровольно носить отечественные ботинки. Кому же охота, чтобы в самый неподходящий момент у тебя отвалилась подошва или перекосило «молнию»?.. Скажи, Макс, а про отпечатки пальцев твой друг ничего не рассказывал?

– Тут, он говорит, шансов немного больше, – обнадежил меня Макс. – Хотя нападавшие были в перчатках, это уже точно, есть два четких отпечатка, не принадлежащих хозяину. Один на дверном косяке, второй в туалете. Их проверили по компьютеру, но в базе МВД России их нет. Сегодня будут запрашивать базу Интерпола.

– Ну хоть какие-то нарисовались перспективы, – сказала я. – А вдруг они как раз те, кто на тебя напал в Бресте или в Смоленске? Тогда у Интерпола, глядишь, что-нибудь отыщется и одним секретом станет меньше… Кстати, Макс, я заметила, как твой друг во время разговора постучал пальцем по лбу. Он что, советовал тебе не лезть в это дело? Или это у вас такой особый знак гейдельбергского студенческого братства?