У Холмса расширились глаза от ужаса, когда он заметил кровь на рубашке в том месте, где ее не прикрывал сюртук.

– Я сделаю это немедленно, ваша светлость.

После того как дворецкий в спешке удалился, Адам сказал:

– Учитывая, что я – возможная цель убийцы, чем скорее вы с Джулией вернетесь на север, тем лучше. Сегодня пуля могла попасть в тебя – Он похолодел при этой мысли. – Я бы этого не перенес.

– Не думаю, что я смогла бы сейчас отправиться домой и там безмятежно дожидаться вестей о безвременной кончине герцога Эштона от руки неизвестного убийцы, – язвительно ответила она.

– Этого не случится, – сказал он, вкладывая в эти слова больше убежденности, чем чувствовал. – Теперь, когда предположения о том, что у меня есть враг, подтвердились, я утрою усилия для того, чтобы отыскать негодяя.

Не желая объяснять ей, каким образом он собирается это делать, поскольку на тот момент готового ответа у него не было, Адам бросил взгляд на серебряный поднос с почтой, на котором лежало несколько непрочитанных сообщений. Он прочел надпись на конверте.

– Вот ответ от твоего нотариуса. – Он протянул записку Марии.

Она сломала печать и пробежала глазами несколько строчек.

– Письмо написал его клерк. Очевидно, мистера Грейнджера нет в городе, но он собирается сегодня вернуться, и его помощник назначил встречу на завтрашнее утро. Полагаю, мистер Грейнджер не писал мне именно ввиду своего отсутствия в Лондоне.

– Очень хочется услышать, что он скажет, когда мы завтра его навестим. – Удивленно нахмурившись, она подняла на него вопросительный взгляд, и Адам сказал: – Мы поедем в экипаже без опознавательных знаков. Больше я не буду делать из себя удобную мишень.

– Да, придется так и поступить, – все еще обеспокоенная, откликнулась Мария.

Он не винил ее за волнение о нем. Он и сам был в тревоге. Но он не собирался прятаться всю оставшуюся жизнь.

Он снова взглянул на поднос с почтой и увидел, что надпись на одном из конвертов сделана почерком, который показался ему очень знакомым. Он сломал печать и, развернув письмо, обнаружил, что его написала леди Агнес Уэстерфилд.

«Мой дорогой Адам!

Нет слов, чтобы описать радость, которую я испытала, получив от Мастерсона сообщение о том, что ты выжил.

В мире не так много хороших людей, чтобы можно было пожертвовать хотя бы одним из них.

Мастерсон написал, что полученная тобой травма пагубно сказалась на твоей памяти. Я пытаюсь представить, как странно должен чувствовать себя человек, не узнающий собственную жизнь, но у меня ничего не получается.

Я говорила с мистером Ричардсом, хирургом, который лечил многих моих учеников, включая тебя. У него есть некоторый опыт, касающийся травм головы, и он говорит, что невозможно сказать, вернется ли память или нет, и от этого делается грустно на душе.

Если ты так и не вспомнишь свои ранние годы, то считай, что ты начинаешь новую жизнь, и это не так уж плохо. Мало кто из нас может похвастаться тем, что не пережил ничего такого, о чем предпочел бы забыть. Пусть ты и не начинаешь свою жизнь младенцем, окруженным заботой родителей, у тебя есть много друзей, которые готовы все для тебя сделать. Ты можешь считать, что я в их числе.

Хотя мне очень хотелось приехать в Лондон и повидаться с тобой, один из моих учеников переживает трудное время, и я не считаю себя вправе оставить его в такой момент. Но я приеду в Лондон, как только смогу. Хочешь, воспринимай это как обещание, хочешь – как угрозу.

Ребенком ты пережил большие перемены в жизни и великолепно адаптировался к новым обстоятельствам. И сможешь сделать это вновь.

С наилучшими пожеланиями,

леди Агнес Уэстерфилд».

Читая письмо, он слышал в голове добрый женский голос, и образы, один за другим, яркими вспышками стали возникать в его сознании. Вначале возникла отчетливая картина того, как он смотрит сверху вниз на высокую статную женщину, которая вела себя так, словно беседовать с устроившимся на ветке дерева мальчишкой, прижимавшим к себе шелудивого пса, было для нее делом совершенно естественным. Мысленно он оценил собаку и решил, что друзья его были правы: более уродливого создания не знала земля, но и более любящего и преданного тоже. Леди Агнес это понимала.

Картины мелькали все быстрее. И везде присутствовала леди Агнес. Она учила его, воспитывала, успокаивала, призывала к порядку. Он чувствовал тепло ее рук, обнимавших его, когда он плакал, прочитав письмо от поверенного в делах Эштонов о том, что его мать умерла. Леди Агнес дарила ему свое тепло, когда он отчаянно в нем нуждался, и при этом никогда и никому не рассказывала о его слабостях. Воспоминания теснили друг друга, причиняя ему почти физическую боль.

Мария крепко взяла его под руку и подвела к ближайшей двери.

– Давай здесь подождем хирурга. – Оказавшись с ним вдвоем в маленькой комнате, она потащила его к дивану, тревожно заглядывая ему в лицо. – Что с тобой? У тебя такой вид, словно после прочтения этого письма тебя хватил удар.

Адам осознал, что трет голову, и опустил руку.

– То было очень доброе письмо от леди Агнес Уэстерфилд, и оно вызвало множество воспоминаний, касающихся моих школьных дней. Да, удар своего рода, но в хорошем смысле.

– Как замечательно! – Она схватила его руку и пожала ее, успокаивая. – Ты помнишь другие события, такие, как, например, путешествие в Шотландию? Ты помнишь себя на борту парохода?

Он подумал и покачал головой.

– Как насчет твоего детства в Индии?

Он попытался добраться до пласта воспоминаний, касающихся того времени, но не нашел ничего нового. Хотя ее вопросы помогли ему сосредоточиться на том, что он только что вспомнил.

– В основном я вспоминаю школу и своих друзей. Как мы встретились, как росла и крепла наша дружба.

– Ты можешь вспомнить свои школьные годы во временном порядке?

– Дай подумать… – Он насупил брови, раскладывая воспоминания по порядку. – Я помню, как впервые встретился с леди Агнес. Я помню, как ехал в ее поместье в графство Кент, помню, как знакомился с другими приезжавшими туда мальчиками. Помню, как учился, как шалил. Летние каникулы со своими кузеном и кузиной. – Теперь он отчетливо вспомнил Дженни, и она действительно была очаровательным ребенком. Испытав укол совести при этой мысли, он продолжил: – Похоже, ко мне вернулась лишь память о школьных годах, но воспоминания кажутся мне достаточно полными и связными.

Он улыбнулся, вспоминая, как складывались отношения с каждым из его друзей, как постепенно, словно мозаичное панно, рождалась дружба из фрагментов их общей, одной на всех, радости, совместных переживаний и случавшихся время от времени конфликтов. Он в свое время был потрясен тем, что Мастерсон, Рэндалл и Керкленд не поленились отправиться в Шотландию, чтобы найти его тело. Теперь он понимал, что ради любого из них сделал бы то же, что и они для него. Они были больше, чем друзья, они были почти братья.