Трое всадников были разведчиками. Они и примкнувший к ним ещё на окраине лагеря воевода сторожевого полка приблизились к страже великого литовского князя. Обратились к старшему телохранителю с просьбой пропустить их к князю для важного донесения.

— Государь почивает, — сказал старший телохранитель, недоступно-строго оглядывая подъехавших.

— Важные вести, — настаивал воевода.

Старший телохранитель откинул полог шатра и вошел внутрь. Пахло благовониями. Ягайло спал на перине из лебяжьего пуха в глубине шатра. Меч, шлем, латы — все было сложено у изголовья. Посреди шатра горел костерок: ему не давали угаснуть ни днем, ни ночью — огонь по языческому поверию имел священное значение. Ближе к постели, прямо на столе, среди разнообразной пищи лежал свернутый калачом большой уж.

— Господарь… — тихо позвал старший телохранитель.

Ягайло не пошевелился. Телохранитель ещё раз позвал тихо, добавив, что прибыла разведка, и хотел выйти, но тут великий князь открыл глаза и сел на постели. Узкое молодое лицо его с тонкими длинными усами, обрамляющими маленький рот, досадливо покривилось: рано побудили. Голова, клином вверх, покрытая редкими волосами, укоризненно качнулась. Но небольшие черные глаза смотрели добродушно, — исключая редкие взрывы ярости и негодования, Ягайло отличался ровностью характера и приветливым обхождением.

Эти качества и приобретенная им с детства манера держаться со всеми уважительно и по-царски величаво заметно выделяли его от своих одиннадцати братьев, отважных и умных полководцев, но обычно грубоватых, а то и нетерпимых. Видимо, это отличие, и ещё особая изворотливость ума во многом предопределили его удачливую судьбу. Умирая, великий литовский князь Ольгерд назвал своим преемником не старшего сына, князя Андрея Полоцкого, рожденного ему в числе пятерых сыновей первой женой Марией Витебской, и не старшего сына Корибута, рожденного ему в числе семерых сыновей второй женой Ульяной Тверской, а всего лишь третьего по счету — Ягайлу — от той же Ульяны Тверской.

Не последнюю роль в судьбе Ягайлы сыграла и мать. С детства Ягайло воспитывался маменьким сынком, был баловнем мамок и нянек, был их любимчиком, и Ульяна повлияла на решение умирающего мужа: по её подсказке он указал перстом на Ягайлу.

Удачи будут сопутствовать Ягайле во всей его жизни; благодаря браку на польской королеве Ядвиге он объединит Литву и Польшу и станет королем Польши.

Искусный ловец удач, Ягайло шел на Русь за новой удачей — с помощью Мамая и Олега надеясь отхватить от Московской земли значительный кус.

— Разведка? — переспросил спросонья вяло.

— Да, господарь…

Ягайло привстал с постели и по старому литовскому обычаю, который он соблюдал всю жизнь, перевернулся на одной ноге, — отогнал от себя возможные неприятности. Он и ужа держал дома и даже брал с собой в поход из-за уважения к языческим верованиям, согласно которым почитание ужей было делом всякого благочестивого литовца, — ужей кормили, накрывали для них даже особый стол…

При всем при том, что Ягайло был крещен в православие, он, как и многие не очень твердые православные, во многом был ещё язычник. В Вильно, стольном граде Литовско-Русского княжества, в замке денно и нощно горел священный огонь, и на алтаре стоял идол Перкунас, повелитель неба, и были языческие башни, с которых жрецы прорицали народу о грядущих событиях. Часто Ягайло, выйдя из православной церкви, где отстаивал молебен, направлялся поклониться идолу Перкунасу или послушать советы жрецов.

Немудрено, что в дальнейшем Ягайло легко поменяет свое православное вероисповедание на католическое — этого потребует от него брак с католичкой Ядвигой, королевой Польши; более того, он и народ свой то убеждением, а то и насильно обратит в ту же католическую веру.

— Ну, зови, — велел он.

Когда полог упал за телохранителем, Ягайло перекрестился, взял со стола ужа и, ласково его поглаживая, присел на походное креслице. Все-таки он обеспокоился. В этом походе, сулившем много выгоды, не все складывалось так, как хотелось бы. Ему уже было известно, что под руку московского князя встало очень много русских князей, и даже два старших брата Ягайлы, неединоутробных, рожденных от Марии Витебской, Андрей Полоцкий и Дмитрий Брянский идут со своими полками на соединение с московским войском. Как раз те братья, что были наиболее разобижены тем, что престол достался не им. Их обида была понятна.

Повсюду в русских княжествах, той же Москве, Твери, Рязани, утверждался новый порядок престолонаследия — от отца к старшему сыну; в Литве же в этом твердого закона не было. Но разве он, Ягайло, виноват в том, что отец выбрал не их, а его? Ведь отцу виднее, кому из сыновей отдать предпочтение.

Ныне Андрей Ольгердович, оставив Полоцк, княжил во Пскове, пользуясь поддержкой и покровительством московского князя. Дмитрий же Ольгердович, оставив Брянск и Трубчевск, попросился под руку московского князя и получил от того в управление Переяславль Залесский. Что ж, им же хуже. Они сделали большую оплошность, их глупость обернется для них многими бедами. Ведь разгром московского войска неминуем…

Ягайле давно уже грезится, как он присовокупит к своим обширным владениям часть Московской земли и как затем он будет навязывать свою волю другим русским князьям. Дед Гедимин, удачно приумноживший подвластные ему земли за счет уделов южной Руси, даже и не мечтал о Москве. Отец Ольгерд мечтал и даже трижды ходил на нее, белокаменную, но обломал зубы. А вот он, Ягайло, по мнению иных своих незадачливых братьев, якобы недостойный сана великого князя, сделает Москву своей данницей, и не столько ценой крови своих воинов, сколько — чужих…

Грезы о великих приобретениях ублажали Ягайлу, обещали славу и красивую жизнь. Конечно, склонный скорее к удовольствиям, чем к превратностям суровой походной жизни, он понимал, что укрощение такого льва, как Дмитрий Московский, принесет ему много новых забот и хлопот. Неизбежно возникнет рознь с Мамаем — тот просто так не уступит Ягайле завоеванные московские земли. Попытается сделать Ягайлу своим подручником. Но на этот случай Ягайло имел неплохой запасной ход: он постарается ублажить немецкий Тевтонский орден, вот уже несколько десятилетий задирающий Литву. Вожделенная цель ордена — утвердить в Литве латинскую веру, и Ягайло, в крайнем случае, позволит им это сделать, тем самым обретя в лице ордена надежного союзника.

Ни дед, ни отец до этого не додумались. Те женились на русских православных княжнах и под влиянием жен сами становились православными, пусть и нетвердыми. Поневоле склонялись к тому, что если и суждено Литве отказаться от язычества, то в пользу православия, мягкого и ненавязчивого. Ягайло не обязан думать, как они. Вовсе не обязательно ему жениться на русской, хотя страна его ныне более чем наполовину православная. Он поступит так, как сочтет нужным, лишь бы укрепить свое княжение и доказать своим недругам, своим соперникам — не зря он носит титул великого князя.

Полог вновь приоткрылся. Вместе с главным телохранителем вошли воевода сторожевого полка и разведчики в обрызганных росой и грязью кафтанах.