- Не в этот раз – взмахом руки прерываю возмущение. Взглядом показываю на пробормотавшую что-то во сне старосту. Однокурсник замолкает. – Но мне нужна страховка. Разбейте ночь на дежурства, пока я не вернусь. К рассвету должен управиться.

- А если не управишься? – всё ещё хмурится Смит, невольно сжав кулаки.

- В таком случае всем составом идёте к Флитвику и направляете его в район третьего этажа. – вешаю опустевший рюкзак на плечо, с щелчком проверяя крепление самострела на запястье – И ещё. Никто не должен выйти из башни после отбоя. Вопросы?

- Отсутствуют – кивнул Смит, с интересом листая какую-то из моих книг. Оставив его просвещаться мудрости маггловской боевой фантастики, поднимаюсь в спальню, под завязку набивая карманы болтами. Запас, как известно, не тянет. Мне бы ещё пару уколов адреналина и флакончик-другой парализующих ядов и совсем была бы красота.

Черт. Как у меня много дел. И мало времени. Решив проблему со снаряжением, выхожу из башни, направляясь в кухню к эльфам. В засаде и ожидании у охотника три проблемы: голод, нужда и скука. И, как минимум, две из них решаемы уже сейчас. Раз, два, три…. Ускоряю шаг, контролируя сердцебиение, отсекаю лишние эмоции. Подготовка – ключ к успеху.

***

Невилл Долгопупс нервно перебирал между пальцев тёмную пуговицу. Привычно шумная гостиная Гриффиндора постепенно пустела. Рон уже мог за четыре хода поставить ему шах, но явно красовался и тешил собственное самолюбие. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, Невилл был довольно неплохим тактиком. Нет, до того же Поттера ему было далеко, но за эти пару недель даже шахматы давались ему довольно неплохо. А уж наблюдая за партиями вечно соперничающих между собой Краснобая и Алхимика, он набирался опыта даже статично.

Вообще Хогвартс оказался не таким, каким он ожидал. Невилл вырос на рассказах бабушки о родителях. Выдающиеся авроры и истинные гриффиндорцы. Когда-то он даже хотел походить на них и, возможно, стать настоящим аврором. И после поступления на Гриффиндор намеревался твердо следовать своей цели. Но всё оказалось несколько сложнее, чем он ожидал.

Те же близнецы Уизли под определение бабушки «истинных» гриффиндорцев никак не подходили. Они не стеснялись травить окружающих собственноручной продукцией, а все вокруг при этом считали подобное шуткой. Невиллу же это не казалось смешным. А уж после частичного анимагического преобразования из-за внешне безобидной конфеты он вообще зарёкся брать что-либо из их рук. Даже пергамент или перо. Обратное превращение в больничном крыле проходило очень медленно и больно, гораздо больнее, чем сращивание сломанного запястья. И после того случая ему на две недели запретили использовать магию.

После Хэллоуина и Цербера гриффиндорец был в отчаянии. Он не чувствовал себя на своем месте среди шумного факультета ало-золотых. То, что для остальных было смешным, его самого откровенно пугало или возмущало. А после того как он однажды забыл пароль в гостиную и провёл целую ночь в холодном коридоре в обществе изредка проплывающих мимо привидений впору было впасть в депрессию. Потому что до него совершенно и бесповоротно никому не было дела. Разве что бабушке, которая выражала свое беспокойство письмами из как никогда далекого родового поместья.

И депрессия не заставила себя ждать. Ближе к рождественским каникулам Невилл учился на одном упрямстве. Вот уж чего у него было действительно в избытке. Он не мог позволить себе скатиться с «Выше ожидаемого» даже по ненавистным зельям, ведь нельзя так расстраивать бабушку. Она и так постоянно сетует, как внук не похож на отца. И не для того, чтобы его мотивировать, а абсолютно искренне. На своем факультете Невилл разговаривал разве что с Гермионой. Изредка с Роном, Симусом или Перси. Но вот друзей у него так и не появилось.

Гермиона была идеальным собеседником, когда речь шла об учёбе. Да что там, с ней легко можно было поговорить даже о гербологии. И она единственный человек, кто не кривился и не прерывал Невилла, когда тот начинал рассказывать о растениях. А парни…. Ну, с учётом, что ему приходилось делить одну спальню с однокурсниками, минимальное общение всё же было. И, тем не менее, в ту ночь его отсутствия в гостиной так никто и не заметил. Никто, даже Гермиона о нём не вспомнила.

Снедаемый такими мыслями юный герболог однажды брел из теплиц в сторону замка. Чтобы хоть чем-то себя занять, он часто приходил в теплицы. Посмотреть за растениями, помочь профессору Спраут. Да и вообще в знакомой обстановке ему становилось не так тоскливо. Профессор, кажется, о чем-то догадывалась, но с расспросами не спешила. А потом взяла за правило проводить импровизированные лекции, заваривала мятный чай с каким-то печеньем и попросту занимала его разговорами, пока проверяла работы. В такие моменты Невиллу становилось лучше, почти, как дома. А после всё начиналось заново.

- Краснобай, мать твою! – рыкнул знакомый голос, вслед раздался плеск воды, смех и сдавленные ругательства с обещанием всех кар небесных. Невилл невольно замер и отступил в тень.

Насквозь мокрый и стучащий зубами от холода Поттер выбрался из воды, без конца отплевываясь и не прекращая ожесточенно материться. Хмурый Голдштейн спешно накладывал на однокурсника какие-то чары. Одежда на Поттере стала сухой, а сам он прекратил отбивать зубами чечетку и благодарно кивнул, тут же переводя взгляд на Корнера. Тот прекратил смеяться и как-то спешно окинул взглядом окружающее пространство в поисках путей отступления. Смит счел за лучшее самоустраниться и встал у ближайшего дерева, готовый отступить за ствол.

- Я плавать не умею, бестолочь ты безмозглая! – сопроводив свои слова довольно сильным подзатыльником, цыкнул Поттер – Ещё раз, и я на тебе проверю, питается ли местный кальмар чем-то кроме рыбы. Ясно?! – встряхнув однокурсника за рубашку, процедил он. Корнер что-то сбивчиво бормотал, от стыда спрятав глаза. Раздраженно отмахнувшись, Поттер отошел в сторону и начал разжигать небольшой костер. Смит хлопнул Корнера по плечу, и вскоре все молчаливо расселись у огня.

Вскоре от костра начал идти странный пряный запах трав. Само пламя было ядовито-зеленого цвета, но райвенкловцев похоже это не смущало. Голдштейн о чем-то вполголоса спорил со Смитом, а Корнер, всё ещё стыдясь, избегал смотреть на остальных. Поттер растянулся у огня и, вперив взгляд в небо, негромко проговорил, тщательно припоминая слова:

Ночь темна и надежды нет,

Но сердцу верь - придёт рассвет.

Дрожит свеча и твой путь тернист,

Но сердцу верь и в неба высь -