— Ужасная история, — говорит ее отец.

Мэйми чувствует себя такой же невесомой, как Дневной свет. Она размахивает руками, словно высвободив их из упряжи.

— Пятеро. Значит, я неверно посчитала. Я не потеряла собачки. Их было пятеро.

Она вскакивает, чтобы взять с каминной решетки блестящие медные кочерги и раскладывает их крест-накрест на линолеуме, решив попрактиковаться в танце с саблями. И начинает танцевать с пятки на носок, с пятки на носок, повернулась — и в сторону, раз-два-три, раз-два-три. Ее мать стоит в изумлении и уже собирается сказать: «Прекрати сейчас же, это не время для танца, какие же бессердечные эти дети. Элис Лонг платит за твое обучение в школе, и я считала, что ты любишь животных». А отец хлопает в ладоши в такт ее танцу — раз-два-три, с пятки на носок, руки на бедра, правая рука, левая рука, вперед и назад. Потом ее отец начинает и подпевать, громко так: тарарам-там-там, та-рарам-там-там — и бить в ладоши, когда она танцует джигу, и тут уж никто ничего не может поделать.

© Перевод. Т. Исерсон, 2011.

Дело было в том, что в его доме поселилось привидение высотой в пять футов, когда выпрямлялось во весь рост. И каждую ночь, а если не получалось раньше, то и под утро, выплывало оно из верхнего ящика шкафа, стоявшего в комнате молодого человека. Молодой человек был помощником скульптора, по крайней мере так он утверждал.

Однако я слышала от знающих людей, что на правду это не похоже. Не бывает так: скульпторы не берут себе помощников. Бен, а так звали молодого человека, был обескуражен, когда я указала ему на это в письме. Оказывается, с некоторых пор он намеренно предпочел переквалифицироваться в «помощники каменщика», а еще лучше в «помощники строителя дорог», несмотря на то что в таком случае он становился безработным, который понемногу занимается скульптурой, чтобы раз в неделю получать хоть какое-то жалованье.

О Бене я могу судить лишь по его корреспонденции, потому что он написал мне весьма необычное письмо на адрес моего издателя. В нем «помощник скульптора» рассказал о визитах привидения. В другой раз я бы разорвала письмо, но Бену решила ответить, поскольку в нем он, помимо всего прочего, выдвинул сомнительное утверждение, будто благодаря своему привидению познал или вот-вот познает «тайну жизни». В ответном письме я с осторожностью упоминала «видение», как молодой человек называл своего призрака, а особый упор делала на то, что «тайна», вероятно, относится к его личной жизни, а не к жизни вообще. В судьбах людей кроется множество тайн, подчеркнула я. Поэтому тайна одной жизни не может относиться ко всем. В заключение я тем не менее пожелала ему удачи и отправила письмо. До свидания.

Но нет, на этом мы не распрощались, как я ожидала. То есть я ему некоторое время не писала, однако он продолжал присылать письма из необъяснимой потребности поделиться своим странным опытом.

Из писем Бена следовало, что самыми большими проблемами, которые он терпел от привидения, были шантаж и ревность, потому что оно искренне ревновало Бена к его девушке.

— Я могу наведываться куда угодно и к кому угодно, — угрожало привидение. — Мне не составит труда сообщить всем твоим знакомым, что ты всего-навсего скульптор, у которого нет постоянной работы, и никакой ты не каменщик, и дороги не мостишь — все это ложь.

— Что ж, рассказывай что вздумается, — отвечал Бен. — Мне все равно. Но факт остается фактом: в душе я каменщик, в чем бы ни состояла суть работы скульптора и т. д. и т. п., которую я время от времени вынужден выполнять, будучи стесненным в средствах.

— Что значит «и т. д. и т. п.»? — спросило привидение своим мерзким голосом. — Может, объяснишь?

— Сворачивайся и возвращайся в ящик, — махнул рукой Бен. — Только не помни мою пижаму.

— Не место твоей пижаме в моем ящике. Она не шелковая; она из «Маркс энд Спенсер».

Вообще-то Бен втайне боялся, как бы кто-нибудь не узнал, что он по большому счету вовсе не каменщик. Но он был смелый малый и стоял на своем:

— Убирайся.

Привидение опять свернулось, проворчав:

— По крайней мере ты признаешь за мной право находиться здесь. Кстати говоря, я знаю, на кого нужно ставить завтра на скачках в три тридцать. На Гордость Бармена.

И правда, эта лошадь пришла первой, и Бен был зол на себя, что не прислушался к подсказке, — ведь он очень любил ходить на скачки, когда водились деньги.

— Может, еще чего посоветуешь? — спросил Бен в тот вечер.

— Ожидаемый вопрос, — ответило привидение. — Но насколько я помню, твоя подруга не одобряет, когда ты делаешь ставки. Брось ее, и я никому не расскажу твой секрет и буду помогать тебе со скачками.

— Знаешь что? Ты действуешь мне на нервы. Ты всего-навсего — следствие спертого воздуха. А спертый воздух становится радиоактивным. И светится. Но стоит мне открыть окно, как ты испаришься.

— Только не я, — сказало привидение, — нет, я не испарюсь.

— По-моему, нет занятия более бессмысленного, чем быть привидением. Какой прок от того, что ты то являешься мне, то исчезаешь. Я обращусь к психоаналитику, он поможет мне избавиться от тебя.

Но не будем забывать о подруге Бена — молодой прекрасной Женевьеве. Она мастерила огородные пугала. Бен полагал, что по профессиональному статусу — а других статусов он, по всей видимости, не признавал — она ему уступает, особенно теперь, когда Бен везде указывал: «Профессия: помощник каменщика». По своей силе презрение привидения к девушке могло сравниться лишь с чистой и безрассудной любовью к ней Бена. Между тем привидение не переставало, разворачиваясь во все свои пять футов, давать советы вроде: «проконсультируйся у психоаналитика насчет укладки своих садовых дорожек».

«Это привидение — ужасный сноб, — писал Бен. — Оно заставляет меня чувствовать себя великим и ужасным и…»

Но случилось так, что Бен изменил свое снисходительное отношение к Женевьеве. Однажды она одолжила у него шляпу, джинсы и рубашку и смастерила пугало, поразительно похожее на Бена. Когда она выставила чучело в поле, все сразу догадались, кто послужил для него моделью. И улыбались. Ужасный сноб поспешил доложить об этом Бену, добавив, что из-за этого пугала у коров молоко киснет.

Однако днем ранее Бен выиграл на скачках тридцать четыре фунта, исключительно благодаря собственной интуиции. Поэтому он не пошел, по своему обыкновению, в службу занятости, а отправился на автобусе за город, где посреди поля раскачивалось творение Женевьевы. На обочине стояли две машины, и пассажирки любовались этим произведением искусства, как вдруг одна из них воскликнула:

— Да это же точь-в-точь молодой напарник строителя, который занимался моим домом!

Посему, вместо того чтобы обидеться за карикатуру, Бен преисполнился уважением к таланту Женевьевы. Он позвонил ей и потребовал назначить день свадьбы несмотря на то что был временно безработным.