«Тидл-ум-тум-тум»… «Это невроз», — сказала я себе. Сколько раз я смеялась над сестрой, которая, улегшись вечером в постель, отправляла мужа вниз удостовериться, что все газовые краны закрыты, а двери заперты — и задняя и передняя. Отлично, я такая же глупая, как моя сестра, но мне понятны ее страхи, и я открыла дверь и выскользнула из дома, усталая, с трудом шагая в обратном направлении — назад на автобусную остановку, назад в контору.

«Почему я должна это делать для Марка Леттера?» — спрашивала я себя. Но право же, я возвращалась не ради него, а ради себя. Я поступала так, чтобы избавиться от чувства чего-то незавершенного, и эта песня плавала в моем мозгу, словно этакая чертова золотая рыбка.

Автобус вез меня обратно по знакомой дороге, а я думала, что скажу, если Марк Леттер все еще в конторе. Он часто работал допоздна или по крайней мере находился там допоздна. Я не знала, чем он занимался: его винты и гвозди не требовали долгих часов работы. У меня было такое впечатление, что ему нравились эти пропыленные помещения. Я опасалась увидеть мистера Леттера в конторе стоящим — как я в последний раз видела его — возле моего стола, раскачивая галстук в руке. Я решила, что если я обнаружу его там, то прямо скажу, что забыла кое-что.

Часы пробили четверть восьмого, когда я вышла из автобуса. Я поняла, что снова не заплатила за проезд. Секунду я тупо смотрела на деньги в моей руке. Потом подумала — наплевать. «Тидл-ум-тум-тум» — поймала я себя на том, что напеваю эту мелодию, быстро шагая по унылой боковой улице в нашу контору. Сердце колотилось у меня в горле от волнения и нетерпения. «Тихо, тихо», — говорила я себе, проворачивая ключ в замке входной двери. Быстро-быстро я взбежала по лестнице. Остановилась у двери в контору и, отыскивая ключ в связке, подумала, каким странным показалось бы мое поведение сестре.

Я отперла дверь, и огорчение сразу покинуло меня. Я так обрадовалась, когда поняла, что я оставила там — свое тело, лежавшее задушенным на полу. Я кинулась к нему и стала целовать, как возлюбленного.

© Перевод. У. Сапцина, 2011.

Днем вокруг не было ни души, если не считать молодого косоглазого садовника. Косоглазого настолько, что если бы вам с другом вздумалось побеседовать с ним, было бы невозможно определить, к кому из вас обращается садовник. А в отсутствие друга мне казалось, что садовник ведет разговоры не со мной, а с ближайшим деревом. Мне хотелось собраться с духом и спросить, неужели не существует никакой корректирующей терапии или специальных стекол для очков, но я так и не решилась. Дом не принадлежал мне. Я просто согласилась посторожить его в течение месяца по просьбе моих друзей Лоутеров. Такое соглашение вполне меня устраивало. Мне требовалось дописать книгу, адом в гемпширской глуши идеально подходил для этой цели. По утрам приходила поденщица Гарриет и наводила порядок. Она готовила мне еду сразу на весь день и вскоре после полудня оставляла меня одну.

Я много работала и крепко спала. По ночам ничто не тревожило меня. Но часа в два пополудни мной овладевало беспокойство. Что-то странное чувствовалось в доме. Так продолжалось несколько недель. Весенняя погода часто менялась.

Но странности в доме возникали не в то время, когда ветер свистел за стенами и завывал под крышей. Непогода и звуковые спецэффекты, в сущности, приводили старую постройку в норму. А вот в ясные солнечные дни или когда весенний дождь брызгал в окна, появлялось нечто определенно странное. Вынужденная работать, я решительно отмахивалась от своих ощущений и зачастую устраивалась возле дома или в зимнем саду, чтобы не отвлекаться. Я стала замечать, что садовник Джо часто стоит под большим кедром на лужайке, глядя вверх, явно на окно одной из спален для гостей, слева от входной двери. Эти спальни разделяла водосточная труба, которая, по моему мнению, портила внешний вид фасада. Из-за косоглазия садовника трудно было определить, на какое именно окно он смотрит.

— Что-нибудь не так, Джо? — спросила я, понаблюдав за ним несколько дней.

Он ответил отрицательно и продолжал пристально смотреть на окна. В конце концов, Джо не мой работник и не моя забота. Дом надежно охраняла сигнализация. Помня о своей работе, я решила не обращать на Джо внимания и продолжала отмахиваться от холодящего, жутковатого чувства, которое испытывала каждый день.

На четвертую неделю своего пребывания в этом доме я услышала голоса — голоса молодых женщин. Я открыла дверь зимнего сада и крикнула: «Джо, кто там?» Но Джо как сквозь землю провалился. Я решила, что, прислушиваясь к голосам и гадая, куда подевался Джо, впустую потрачу время. Мне и вправду настоятельно требовалось закончить книгу, в том числе и по финансовым причинам. Работа продвигалась успешно, я не желала откладывать ее, не закончив.

Но как только я вновь устроилась за письменным столом, голоса раздались из-за дома, с довольно близкого расстояния. Я не ждала гостей, поэтому встала и выглянула в окно. К дому примыкала рощица, откуда и доносился разговор. Потом из-за деревьев показались две женщины. Меня не удивило, что они одеты в длинные юбки и шали эдвардианских времен, а их длинные волосы старательно собраны в узлы. Свои наряды они вполне могли купить в лондонском «Мисс Селфридж», на Бошан-Плейс или в манхэттенском Виллидже. Теперь, во времена веселой свободы, нас уже никакой одеждой не удивишь.

Мне показалось, что я с ними знакома, но никак не могла припомнить, где видела их прежде. У меня возникло отчетливое ощущение, что я видела их обеих вместе, молодых и худощавых, одну высокую, другую пониже.

Пока они приближались к дому, я заметила, что на опушке рощицы за их спинами прячется явно заинтересованный Джо.

В парадную дверь позвонили. Я не знала, стоит ли открыть ее. У меня не было причин ждать визитеров, Лоутеры заверили, что никто не нарушит моего уединения. Но я в приступе нервозности распахнула окно зимнего сада и крикнула:

— Кто вам нужен? Лоутеры в отъезде, а я живу здесь временно.

— Нам нужны вы, — заявила та женщина, что была помоложе.

Я уже почти не сомневалась, что где-то видела их раньше. Они вызывали у меня страх. Женщина постарше снова нажала кнопку звонка.

— Впустите нас.

— Кто вы? — спросила я.

— Харпер и Уилтон, — ответила молодая. — Без паники! Мы просто в ссоре.

Харпер и Уилтон — где я слышала эти фамилии?

— Мы знакомы? — спросила я.

— Знакомы ли вы с нами? — уточнила высокая женщина. — Вы нас создали. Я — Марион Харпер, или просто Харпер, а моя подруга — Марион Уилтон, или Уилтон. Мы боремся за избирательные права для женщин.

Боже мой! Только тут я вспомнила, что когда-то давным-давно, годах в пятидесятых, писала рассказ о двух суфражистках эдвардианских времен. Как же я могла его вспомнить? Он даже не был опубликован. Закончила ли я его вообще? Я не слишком симпатизировала двум героиням, Харпер и Уилтон, но они определенно увлекли меня.