– В каком смысле? – неуверенно спрашиваю я.

Она трогает прядь моих волос.

– Вот это.

Я краснею.

– Разве так бывает? Ну, когда…

Нуала как будто одновременно и удивляется и веселится, причем сама не может решить, на чем остановиться.

– Если ты ведьма, то иногда да.

– Почему?

Она пожимает плечами и произносит нечто настолько поразительное, что я поначалу даже не верю своим ушам. Нужно, чтобы она повторила немедленно. Чтобы я услышала правильно.

– Магия любит секс.

– Что? Почему?

– Потому что это естественно. Потому что он противоположен контролю. Потому что он сводит мужчин с ума. Потому что дает женщинам силу. Потому что все, что ненавидит магию, ненавидит и секс.

– Ого.

– Это был… – начинает она и бросает взгляд на улицу. – Это был Ро, так?

– Что? – ошарашенно спрашиваю я и только потом понимаю, на кого она смотрит. – Ты подумала, что?.. С ним?!

Она не сводит взгляда с окна. В ее голосе ощущается напряжение.

– Ну, ты появляешься утром с парнем, я не знаю!

С тех пор, как я потеряла девственность с Ро, прошло как минимум полдня, но сейчас мне этот факт впервые не кажется чем-то чрезвычайно весомым или серьезным. Сейчас он кажется мне забавным. Забавно, что у меня сегодня едва ли не лучшая прическа в жизни. Забавно, что можно впускать кого-то в свое тело. Забавно, что люди так озабочены этой темой. И, что самое забавное, я обсуждаю этот вопрос со своей сорокапятилетней подругой. И несмотря ни на что, мы начинаем смеяться.

Аарон заходит в магазин, заметно успокоившийся после психологического срыва и готовый к тому, чтобы на него вновь обратили внимание. Мы же с Нуалой трясемся от смеха. Я держусь за ее плечо, и чем больше я смеюсь, тем сильнее напрягаются мои мышцы, тем больше проявляется саднящее ощущение между ног. «У меня вчера был секс! Я хочу петь. У меня вчера был секс, и я чувствую себя прекрасно!»

– Над чем вы смеетесь? – спрашивает Аарон таким тоном, будто говоря: «У меня тут, вообще-то кое-какая травма».

Я вглядываюсь в пустое лицо Аарона и понимаю, что, несмотря на то что он старше меня, никто никогда его не любил. Даже не так, как любит меня Ро, но и так, как любят меня Нуала, Фиона и Лили. Меня переполняет настолько огромная любовь к людям в моей жизни, что единственное чувство, которое я могу испытывать к Аарону, – это ощущение того, что он очень, очень маленький. Увядший как растение, которое забыли полить.

Аарон в смущении взирает на нас, и Нуала поворачивается к нему, изучая его взглядом с ног до головы, и, похоже, понимает, что хотя ему и не следует доверять, но он до сих пор обессилен, так что его можно не бояться.

– Ты же не приводила его к себе домой, да? – спрашивает она наконец.

– Э-э-э…

– Извините, – прерывает он наш диалог. – Значит, вы Нуала? Мы до сих пор не были официально представлены.

Нуала подозрительно поглядывает на него, а у Аарона, похоже, не хватает сил, чтобы перейти в наступление. Неужели это тот самый тип, который заставлял несколько десятков людей признаваться в своих самых сокровенных тайнах? Тот самый, кто заставлял всех прислушиваться к каждому своему слову:

– Я ушел из «Детей», – говорит он. – Вот что важно. То, что они делают, это не… это не по-христиански. Не имеет ничего общего с христианскими ценностями. Это просто принуждение и жадность; они пытаются захватить как можно больше территории. Когда они выкачают все из Килбега, они просто уйдут, оставив после себя своих последователей с радикальными взглядами. Так будет продолжаться и дальше.

– Но к чему им вообще такая радикализация? – спрашиваю я.

И это смущает меня больше всего. Я так и не понимаю. Я могу понять, почему можно хотеть захватить Колодец, могу понять жадность, стремление получить как можно больше магической силы. Но вселять в сердца людей ненависть просто так, ради ненависти?

– Послушайте, – объясняет Аарон. – Допустим, они хотят как следует укрепиться в Ирландии. Они знают, что тут есть Колодцы, и им нужна магия, верно? Но дело это сопряжено с расходами, и приходится полагаться на связи. А здесь много всяких католических групп, которые хотят вновь превратить Ирландию в оплот католических ценностей, и у них есть деньги, у них есть связи в правительстве, они могу помочь нажать на нужные рычаги. Как, по-твоему, они проникли в твою школу, Мэйв? Два телефонных звонка – вот и все, что потребовалось, чтобы «Дети» заключили контракт с министерством образования. Сами по себе они сделать этого не могут. Это как паутина, которая все растет и растет во все стороны. Все эти праворадикальные группы и последователи удобны тем, что они отвлекают внимание. Они заставляют всех смотреть на левую руку, пока опускают в чужой карман правую.

Он замолкает и потирает глаза, устав от своих рассуждений.

– Как только они получат, что им нужно, то двинутся дальше. Они внедряют идеи и ждут, пока почва достаточно подгниет.

– И ты помогал им разносить этот гной, – строго говорит Нуала.

Он прикрывает лицо ладонями.

– Я знаю. Извините.

Нуала задумчиво прищуривается, не сводя с него глаз.

– Я потерял кое-кого из-за Домохозяйки, – мрачно говорит он. – А потом рядом со мной оказались «Дети». Они сказали, что мы с друзьями были грешниками, что мы использовали силу греховным образом и что единственный способ обрести благодать – спасти как можно больше людей от той же… участи, я полагаю. Ты спросила меня однажды, почему я ненавижу геев, Мэйв, но я их не ненавижу. Я и тогда не ненавидел. Я сказал, что это Бог их ненавидит.

Во мне закипает ярость.

– Как может любящий Бог…

– Но я считал, что мой Бог не такой, – выдыхает он. – И никогда не был таким. И когда такие люди, как я, слышат таких людей, как ты, людей, которые думают, что Бог просто… любит всех, независимо от того, что они делают, даже если это противоречит Библии… мы считаем, что вы просто наивны. Что вы намеренно отрицаете Слово Божие.

– Не тебе говорить мне, что думают такие люди, как вы, – язвительно отвечает Нуала. – Ирландия была построена на таких, как вы. Люди всю жизнь сидели в тюрьмах из-за фанатизма.

– Я не отрицаю, что заслуживаю наказания, – говорит Аарон. – Я признаю, что и меня увлекла… гонка за властью, полагаю. Но я всю жизнь слышал от таких людей, как вы, что я должен изменить свои взгляды. А теперь, когда я изменил их, когда я пытаюсь все исправить,