Расползающаяся масса начала содрогаться, в стороны полетели куски и белые брызги. Бомж в треснувшем шлеме, подошедший слишком близко — видимо, рассчитывал на кусок тортика, — согнулся и сел на тротуар, прижимая руки к животу, сквозь его пальцы сочилось красное. Завыла сирена.

— С начинкой, так я и думал, — со скучающей усмешкой процедил Лиргисо. — Уже было. До чего люди обожают повторяться…

— Я смотрю, тебя здесь любят, — заметила Тина.

Маленькая серебристая тварь с острым жалом. Она исколола Полю все пальцы, и теперь безутешная вдова Полина Вердал (естественно, кроткая и плодородная) пачкала кровью теплые подштанники для работников шестого уровня, занятых на добыче хлиорита — светящегося зеленоватого минерала, благодаря которому Манокар до сих пор не обанкротился в галактических масштабах. Хлиорит добывали вручную — специфика такая, что роботы не справятся. В это Поль еще мог поверить. Но зачем кустарным способом чинить поношенную одежду шахтеров, в то время как швейные автоматы сделают то же самое быстрее и качественней, — этого он понять не мог. Вообще-то объяснение имелось: чтобы было чем заполнить досуг кротких и плодородных обитательниц приюта. Чтобы те не начали беситься от нечего делать…

Иголку Поль держал в руках первый раз в жизни. Уже через день он обнаружил, что все остальные кроткие вдовы презирают Полину Вердал, которая не умеет шить. Теперь он вдова-аутсайдер, вдова-изгой… Не смертельно, как любит говорить Стив, но работе мешает. Мея Ришсем слишком хорошо спряталась, а собирать информацию, в то время как потенциальные обладатели информации всячески выказывают тебе свое неодобрение, — то еще занятие. Чувствительную Полину Вердал все это доставало, а пользоваться другими ипостасями было нельзя: базовая личность кого-нибудь побьет, Томек кому-нибудь нахамит. Вот Поль и мучился.

Эмфида Турнав, старшая администратор-воспитательница четырнадцатого корпуса, во время совместных скорбных бдений не раз многозначительно намекала на свое знакомство с Меей Ришсем. «Бдения» представляли собой посиделки в траурно оформленном зале. Считалось, что несчастные женщины должны сообща предаваться скорби и подбадривать друг друга, но на деле мероприятие выродилось в обмен сплетнями и перемывание костей кротким вдовам из других корпусов. Главенствовала Эмфида — пожилая дама с кисло-сладкой, будто нарисованной улыбкой и все еще мелодичным манерным голосом. Она говорила, что дружит с Меей, что иногда они вместе пьют чай, что Мея очень благодарна ей за поддержку… Поскольку на бдениях присутствовали все обитательницы четырнадцатого корпуса, исключая сирот-воспитанниц, Поль сделал вывод, что вдова президента живет в другом корпусе.

Произвести благоприятное впечатление на Эмфиду… Это сложно. Старшая администратор-воспитательница в несколько слоев окутана «ватой» и обвешана, как новогодняя елка игрушками, клочьями шевелящейся «бахромы» и туманными комками «инфузорий». Полине Вердал эти образования напоминали паразитов, и она не могла унять отвращение, когда подходила близко, — хорошо еще, что к ней вся эта пакость не липла. Впрочем, ради выполнения задачи все можно стерпеть, особенно если почаще напоминать себе, что никакой осязаемой «пакости» здесь на самом деле нет, есть всего-навсего визуализация информационных явлений… Эмфида смотрела на Полину свысока, с брезгливым недоумением. Жалкий лепет Полины насчет того, что она, мол, разучилась шить и аккуратно причесываться от горя, после скоропостижной кончины супруга, действия не возымел: у всех горе, но никто, кроме тебя, не позорит неумением свое женское естество! Формулировка была именно такая, и у Поля глаза на лоб полезли, за что его обозвали «дурочкой».

После этого Полина Вердал ударилась в откровенный подхалимаж. Наплевать, как это выглядит со стороны, главное — добиться расположения Эмфиды, узнать у нее, где засела вдова президента, а потом — сбросить осточертевший гелевый корсет, обрезать волосы и вернуться к нормальной человеческой жизни.

Поль более-менее приходил в себя только по вечерам, когда встречался на чердаке с Ивеной. Она была дочерью чиновника пятого уровня, забитого насмерть электроплетью за неповиновение начальству. Дело было пустяковое, отец Ивены не выполнил какой-то абсурдный приказ вроде очистки от снега территории перед фасадом учреждения во время снегопада (старайся — не старайся, все равно завалит), за что и поплатился жизнью. Мать Ивены после этого простудилась и умерла, а девочку отправили в приют. Ей было двенадцать лет — чуть больше, чем Поль решил, когда увидел ее впервые при свете фонарика. Обычно они сидели в темноте, прижавшись друг к другу, и Полю не хотелось задумываться о том, что с ней будет, когда он уберется из Приюта кротких вдов.

А уберется он уже скоро… Подхалимаж — великая вещь. Эмфида Турнав начала оттаивать и все чаще разговаривала с Полиной благосклонно. Негоже вдове чиновника второго уровня становиться прислужницей, однако свихнувшаяся Полина Вердал с этим не считалась и ежедневно напрашивалась в помощницы к служанке, которая делала уборку в двухкомнатных апартаментах старшей администратор-воспитательницы. Самолюбию Эмфиды, раздутому, как плавательный пузырь незийской рыбы-подушки, это льстило; она добродушно называла Полину «безрукой неумехой», но не прогоняла. Однажды она обмолвилась, что на днях к ней заглянет на чашку чая «очень дорогая гостья». Мея Ришсем?.. После отбоя Поль связался со Стивом: есть вероятность, что объект на подходе.

Коридор отлично простреливался. Сквозь отверстия в дырчатых стенных панелях сочился едкий дымок: похоже, там горела проводка. На полу валялись куски пластика, упавшее со стены растение с длинными узорчатыми листьями и в придачу два трупа.

Тину интересовали прежде всего трупы: она впервые увидела противника вблизи. Оба бледнокожие и мускулистые, в шлемах с аляповатыми эмблемами и пятнистых коричнево-оранжевых комбинезонах с короткими рукавами. Их настигли отравленные иглы «цербера», умерли они не сразу — около минуты агонизировали, хрипя и корчась.

Заварушка началась внезапно. В отеле Тина пользовалась ограниченной свободой передвижения — то есть могла гулять по коридору левого крыла на седьмом этаже. Она и гуляла, наблюдая за Люшем, который тоже слонялся по коридору и параллельно что-то вполголоса надиктовывал на свой наручный комп. Голографические песьи морды на его желтой куртке щерились, демонстрируя дурной характер, но сам Люш производил впечатление добродушного парня. Лиргисо сказал, что держит около тридцати процентов акций «Ниарской сетевой бомбы» — таким образом, Люш был без пяти минут его подчиненным, и он поселил репортера вместе с остальной своей свитой.

Тина маневрировала, пытаясь приблизиться к Люшу — без всякого далеко идущего умысла, ей просто хотелось с кем-нибудь поболтать, — однако «цербер» всякий раз отсекал ее от репортера, а на небольшом табло, утопленном в его сулламьем корпусе, вспыхивала надпись: «Контакты запрещены!» Это напоминало шахматную партию между человеком и роботом. Тина до того увлеклась поединком с «цербером», что вначале не обратила внимания на посторонний шум. Люш среагировал первым: замер, приоткрыв рот, словно сделал стойку на нечто незримое, но привлекательное, потом сорвался с места, юркнул в свой номер, выскочил оттуда уже в шлеме, без которого на Савайбе никуда, и со скоростью получившего хороший пинок колобка помчался к лифтам. К этому моменту Тина уже поняла, что в отеле происходит нечто. Звон стекла, крики, звуки выстрелов. Грохот совсем близко, по ту сторону дверей — значит, в номерах сейчас небезопасно, коридор более спокойное место.