Мир раскачивался все сильнее, но Марк точно знал, что в этот раз не даст ему рухнуть.

— И поэтому ты зашла попрощаться хотя бы одна?

Она кивнула.

— Ну что ж, — он нагло улыбнулся. Хамство и цинизм были лучшим клеем, он давно это понял. — Раздевайся, ложись. Попрощаемся.

Секунду на ее лице отражалось непонимание, словно она думала, что ослышалась, а затем некрасивая складка на лбу появилась снова.

— Марк, черт тебя побери! Можешь ты хоть иногда не делать этого?

— Не делать чего? — уточнил он.

— Строить из себя такого циничного козла. Я же знаю, что ты не такой!

— О, опять двадцать пять, — развеселился он, а затем встал и, даже не беря в руки трость, приблизился к ней. — Знаешь, какая у вас, женщин, самая большая проблема? — Он наклонился к ней ближе, так что она с трудом удержала себя от того, чтобы сделать шаг назад. — Вы все думаете, что лучше меня знаете, какой я. Что ты, что Рита. Ты не поверишь, но однажды она сказала мне почти те же слова. И если я не соответствую вашим ожиданиям, вы злитесь и уверяете, что я не такой. Потому что считаете, что не могли влюбиться в козла? — Он снова выпрямился, увеличив между ними расстояние. — Привыкай: теперь я такой. Спасибо сказать можешь себе. Но раз уж ты пришла, ответь мне на один вопрос, он давно меня мучает.

— Какой?

— Алекс — мой сын?

Промелькнувшая на ее лице паника сказала ему все гораздо красноречивее слов. Черт бы побрал Риту, которая однажды задала ему этот вопрос. Не то чтобы он его никогда не волновал, но Марк давно сумел убедить себя в том, что ему плевать.

— Я не знаю, — ответила Белль, отведя взгляд в сторону.

Марк презрительно скривился.

— Все ты знаешь.

— Нет! — она снова посмотрела на него. — Я тогда спала с вами обоими, и он может быть как твоим сыном, так и сыном Франца.

— Но когда ты говорила мне о том, что остаешься с ним, потому что беременна, ты ни словом не обмолвилась, что можешь быть беременна от меня.

— А ты сам не догадывался, да? — она зло прищурилась. — Не знал, как появляются дети?

— Мне тогда было не до того.

— Вот именно! Тебе тогда было не до того. А каково тогда было мне, ты никогда не думал? Я же любила тебя, хотела быть с тобой, а не с твоим братом. Но когда узнала, что жду ребенка, поняла, что в первую очередь обязана думать о нем. Ты был прикован к постели, и врачи почти не давали шансов на то, что ты когда-нибудь сможешь ходить. Я не могла повесить себе на шею двух беспомощных существ, понимаешь?

Марк молчал, но выражение его лица говорило само за себя.

— Ты никогда не жил в бедности, — устало произнесла Белль. Она прошла мимо него и села на стул, с которого он встал до этого. — У тебя всегда было все, что ты хотел, даже если ты это не ценил. Ты не знаешь, каково это — делить одну шоколадку на пятерых и мечтать, что когда-нибудь ты съешь ее один, ни с кем не делясь. Не знаешь, каково сразу с зимних сапог, которые, между прочим, достались тебе от соседской девочки, переходить на летние босоножки, потому что у тебя даже туфлей нет, не то что ботинок. Когда после школы вместо уроков ты в десять лет готовишь ужин, потому что мать работает на двух работах, приходит уставшая, а младшие дети хотят есть. Ты ничего этого не знаешь. И когда я узнала, что беременна, я поклялась себе, что мой ребенок этого тоже никогда не узнает. Да, в тот момент я выбрала не тебя, но я сделала это ради Алекса. Ты не мог обеспечить ему счастливое будущее, а Франц мог.

Марк слушал все это, стоя к ней спиной, а затем медленно обернулся, жалея лишь о том, что трость осталась так далеко. Стоять без нее стало невыносимо тяжело.

— А сейчас? — глухо спросил он. — Почему ты увозишь его от меня сейчас? Ты уже заранее решила, что я все еще ни на что не годен?

— Марк! — Белль даже руками всплеснула от негодования. — Ты посмотри на себя. Чем ты занимаешься? Во что ты превратил свою жизнь? Мы уезжаем в Германию, где Францу предложили хорошую работу с прекрасными перспективами. Алекс получит блестящее образование, устроится в жизни, станет преуспевающим человеком. А что ему можешь дать ты? Научить общаться с привидениями? Гадать на хрустальном шаре? Он же будет стесняться такого отца перед сверстниками!

— То есть ты решила не только за меня, но и за него тоже? — уточнил он.

— Знаешь что? — Белль вскочила со своего места и приблизилась к нему, как ранее он. — Не делай вид, что тебе есть до него дело! Тебе семь лет было плевать на него, потому что ты считал его своим племянником, а не сыном. Я могу по пальцам пересчитать те его дни рождения, когда ты соизволил хотя бы прийти. Вот и продолжай поступать так дальше. Я не дам тебе сломать ему жизнь только потому, что тебе вдруг захотелось поиграть в отца.

Марк попытался что-то ответить, но Белль не дала ему и рта раскрыть.

— Если только ты хоть раз попробуешь сказать ему что-то, если у него хотя бы подозрения возникнут о том, что Франц не его отец, даже если не ты будешь тому причиной, клянусь, я убью тебя.

Она замерла, стоя прямо перед ним, тяжело дыша и глядя на него с еще большим вызовом. В ее глазах он видел отчаянную готовность выполнить все свои угрозы. И как бы противно ни было признавать это, он понимал, что она права. Ему нечего предложить своему сыну, который еще пару месяцев назад ему и не нужен был. И винить в этом, кроме себя, тоже некого. Может быть, еще немного — водителя того внедорожника, вылетевшего ему навстречу, но себя все же больше.

Марк усмехнулся.

— Видимо, секса все же не будет.

Белль еще несколько секунд стояла перед ним, словно осознавая смысл его слов, а затем размахнулась и влепила звонкую пощечину.

— Ненавижу тебя, — сквозь зубы процедила она. — Искренне надеюсь, что никогда больше тебя не увижу.

Она развернулась и, громко стуча каблуками, вылетела из комнаты. Секунду спустя хлопнула входная дверь.

***

Рита сама не знала, как оказалась у дома Марка. Осознала, куда приехала, только тогда, когда уже шла от остановки через маленький сквер, где они однажды гуляли, ожидая такси. Как и тогда, сейчас сквер был погружен в темноту, которую разрезали только несколько тусклых фонарей.

Она подняла голову и посмотрела на большие окна квартиры на последнем этаже. Там горел свет, а сами окна в нескольких местах были приоткрыты. Значит, Марк уже дома. На мгновение она замерла, решая, не поехать ли обратно домой, но затем уверенным шагом направилась к парадной. Она была не готова разговаривать с бабушкой, а та наверняка не станет откладывать решение проблемы на завтра.

Рита едва успела дойти до двери парадной, как из нее выскочила женщина. Та была слишком взволнована, чтобы узнать ее, хоть и скользнула по ней взглядом. В ней же Рита без труда узнала жену брата Марка. Она остановилась, глядя на то, как быстро Белль пересекла небольшую дорожку и подбежала к большой серебристой машине. Движения ее были нервными, рваными, что выдавало взволнованное состояние. Она даже уронила ключ от машины, а затем так громко хлопнула дверцей, что Рита вздрогнула. Лишь когда машина на бешеной скорости пролетела мимо нее, она наконец очнулась.