Посреди залы на постаменте стоял массивный трон, на котором величественно восседал князь – могучий мужчина с суровым, словно высеченным из камня лицом. По бокам от трона двое одоспешенных телохранителей из числа кремлёвской дружины: статные, широкоплечие, видавшие виды, которых и не удивить ничем. В руках парадные бердыши, но и быстрого взгляда хватало, чтобы понять: оружие это, несмотря на затейливые узоры, покрывавшие что лезвие, что древко, – исключительно боевое, а сами дружинники владеют им не хуже, чем мечами.

На поясах у телохранителей пистолеты, тоже все в узорах на любой вкус: явно старинной работы, сделанные задолго до Последней войны.

Взгляд у дружинников слегка надменный, мол, не абы кого охраняем, а самого князя. Значит, надо соответствовать.

Больше, кроме меня и маркитанта, на приёме никого не было.

Мы прошагали по красной дорожке, ведущей к постаменту, остановились напротив трона и низко поклонились. Во мне всё пело и трепетало. Пело, потому что я всё же добился своего, выполнил наказ отца, а волнение исходило оттого, что я не знал, какое решение примет князь. Нет ничего хуже, чем возвращаться домой с пустыми руками. Всё зависело от меня, смогу ли я убедить сидевшего на троне человека.

А он был хмурым, пожалуй, что даже чересчур. Не радуются так гостям дорогим. Скорее, выказывают недовольство визитом. И это сразу омрачило мне душу. А ведь прежде, после посещения отца Филарета, на ней было так легко…

– Знаю, зачем пришли, – первым заговорил князь. – Отец Филарет сказывал про нашествие шайнов, ну да нам известие это не в новинку было. Приходилось уже с ними сталкиваться: вояки они грозные, умелые, но супротив дружинников не потянут.

– Дозволь, княже, мне речь молвить, – попросил я.

– Говори, – милостиво откликнулся он.

– Ты верно сказал, княже, что пусть шайны и хорошие воины, но в сражении один на один, да что там – десять против твоего дружинника, проиграют. Но не всё столь радужно, князь: они идут огромным полчищем, словно саранча, а ещё их армия хорошо организована и обучена. Я не оговорился, когда назвал их армией, – поспешно добавил я, видя, что князь намерен прервать меня. – Этот враг не похож на прежних. Его так просто не победишь. Чтобы разбить шайнов, необходимо объединиться. Мой отец, Добрыня – староста Комплекса, хочет стать под твою руку, ждёт, чтобы ты повёл в бой объединённое русское войско.

– Короткая память у твоего отца, – сердито бросил князь. – Забыл, как к нему несколько лет назад мой посланник приходил, предлагал мирный договор. Отказал тогда Добрыня-староста.

Я прежде не слышал эту историю, но она явно была правдой. Отец и впрямь мог повести себя таким образом, странно, что мне об этом не упомянул. Хотя, возможно, объяснение было в погибших грамотах, которые нам не удалось доставить.

– Прошу за него прощения, княже! – сказал я тоном заправского дипломата. – Слишком велика была в нём горечь обиды. Не мог он тогда простить того, как в Кремле с женой его да сыном поступили. Посчитал, что великую несправедливость совершили. Но, если сейчас не объединиться, ошибка куда страшнее будет. Все от неё пострадаем, от мала до велика.

– Красиво поёшь, прямо как соловей – заслушаться можно. И отец Филарет тебе вторит. Нашлись, видать, родственные души, – сердито произнёс князь. – Только не понимаю я, на что надеется твой отец, после того как моего человека, а значит, весь Кремль и меня лично, унизил отказом. Слишком самонадеянно с его стороны отправить тебя. Ехал бы сам, глядишь, я бы к его словам и прислушался. Возвращайся к своим, Нечай. Передай, что воля княжеская следующая: ни в какие военные союзы вступать с ним Кремль не собирается, и помощи пусть не ждёт. У него своя голова на плечах есть. Однажды он уже сказал «нет», теперь мой черёд.

– Но ведь шайны! – воскликнул я в сердцах.

– Что шайны?! Пока до нас доберутся, их нео, био, дампы, да хоть бы и ваше Крылатское, так истреплют, что до нас мало кто доберётся. Пощиплют им пёрышки. Ну, а оборону держать – так для нас это дело привычное. Сколько уже всякого врага на Кремль зарилось, да по зубам получило! И будет так до скончания времён! Ступай, Нечай, больше мне для тебя сказать нечего. Встреча окончена, – сказал князь и отвернулся.

Услышав приговор, я едва не застонал. Ну кто знал, что князь может оказаться столь злопамятным и недалёким! Почему он не поверил мне? Неужели история опять делает круг, из-за междоусобицы Русь снова окажется на краю гибели! Да что за напасть такая! Неужели ничего нельзя сделать!

Я повернулся к промолчавшему всю аудиенцию маркитанту, надеясь, что он, как боевой товарищ, поддержит меня, скажет веское слово! Вдруг вдвоём нам удастся переломить упрямого князя! Ладно бы если речь шла только о наших жизнях, ведь погибнут тысячи тех, кто ни в чём не повинен. Почему ради них нельзя наступить на горло собственной спеси?!

Увиденное повергло меня в шок. С маркитантом творилось что-то непонятное. На моих глазах происходило ужасное: Василий, тот, которого я уже привык считать другом, с кем столько всего перенёс за последние дни, побывал в таких переделках! – затрясся как припадочный. Не в силах стоять, маркитант упал и забился в конвульсиях.

– Что с ним? – удивился князь, приподнимаясь с трона. – Твой приятель – эпилептик?

– Не знаю, – воскликнул я. – С ним такого раньше не было. Сейчас посмотрим.

Я присел рядом, не зная, что делать: попытаться разжать зубы и вставить между ними какой-то предмет, чтобы не откусил язык? Или утихомирить как-то иначе?

– Велю вызвать лекарей, – сказал князь.

Он хотел добавить что-то ещё, но не успел.

Внезапно маркитант выгнулся дугой, потом перевернулся на живот, чуть приподнялся, покачиваясь, на руках. Я заметил, что с кистями происходят странные метаморфозы: вместо нормальных, человеческих, образовались похожие на секиры перепончатые лапы.

– Что за… – воскликнул я.

Страшный удар откинул меня в сторону. Я пролетел метров пять, но всё же не потерял сознание.

Тварь, которая недавно была моим другом, резво подпрыгнула, оказалась на ногах. С треском стала расходиться по швам одежда, обнажая и выпячивая отвратительное на вид тело, покрытое чешуёй. Лицо тоже переформировалось. Теперь создание больше всего походило на рептилию. Что-то вроде полупрозрачной пелены затянуло глаза, зрачки стали узкими и вертикальными. Завидев меня, они несколько раз мигнули, взгляд стал осмысленным и немного очеловеченным, что ли. Тварь меня помнила.

Почти сразу она отвернулась, вперив взгляд на князя, сидевшего с изумлённым лицом. Его рот распахнулся так широко, что можно было пересчитать все зубы. Телохранители резко шагнули вперёд, готовясь отразить нападение на князя. Дружинники занесли бердыши над собою и замерли, ещё не понимая, исходит ли от твари опасность и как действовать в этом случае. Это их и сгубило.

Рептилия кинулась на телохранителей с невероятной скоростью. Раскроила череп первому, рубанула острой как бритва перепонкой по горлу другому. Никто и никогда прежде с такой лёгкостью не убивал кремлёвских дружинников. Тварь справилась с ними играючи.