Он теперь припомнил и историю с форточкой, и все ее таинственные отлучки. Он понял, что дочь его не прерывала отношений с негодяем и для него же, по его наущению, сегодня хотела обокрасть отца…

Но странно, как и у многих снисходительных родителей, у него не было в эту минуту никакой злобы против нее.

Вся ярость его адресовалась к негодяю, похитившему честь его дочери.

И чувство это было так сильно, что старик даже в эту минуту отчаяния прибег к хитрости…

Его теперь занимала одна мысль — поймать злодея.

— Ты хочешь идти к нему? — спросил он.

— Да, да, пусти… я ему снесу деньги из шкафа…

— Но где же он живет?..

— О, далеко!

— Где?

— В Н-ой улице, дом номер восемь… надо хоть послать ему деньги… Отец, ты такой добрый… сходи к нему…

— Хорошо, я схожу к нему сейчас! — грозно крикнул старик и выбежал из комнаты дочери, велев сторожить ее как зеницу ока и задержать до него доктора.

Он, не теряя ни минуты, полетел в полицию, потом раздумал и, вспомнив о графе Павле Радищеве, с какой-то сладкой яростью решился привлечь и его к этому делу, так близко его касающемуся.

В квартире графа Павла все уже спали, когда раздался сильный и отрывистый звонок с черного хода.

Прислуга, кинувшаяся отворять, увидела беспорядочно одетого старика, задыхающимся голосом потребовавшего сейчас же видеть барина по очень важному делу.

Лакей, побежавший докладывать, в темном коридоре столкнулся с самим барином.

— Что такое?! — в тревоге спросил он.

— Старик какой-то, ваше сиятельство, хочет видеть вас…

— По какому делу?

— По делу о двойнике вашем, — громко крикнул Терентьев и бросился в коридор. — Пойдемте скорей куда-нибудь в комнату, где я могу рассказать вам все, что произошло сейчас. А произошло очень важное… Моя фамилия Терентьев… Негодяй, двойник ваш, в наших руках, не надо только терять времени.

И старик, задыхаясь и захлебываясь слезами, сообщил о всем происшедшем, а также и данный ему помешанной дочерью адрес.

Выслушав, Павел бросился одеваться и через несколько минут, успокоив графиню, ехал уже со стариком на извозчике в помещение своих агентов.

Там он разбудил всех и велел ехать в полицейский участок, куда приказал явиться и своим людям.

Через полчаса в участке собралось человек тридцать пять.

Решено было до известного пункта ехать на извозчиках, попадающихся на пути, а оттуда тихо пройти пешком до самой квартиры злодея.

Терентьев всю дорогу, рыдая, проклинал Андрюшку и просил позволить ему убить его.

Павел не отвечал ему ничего, очевидно погруженный в свои тяжелые думы.

Лицо его было бледно, брови нахмурены.

Теперь он был так похож на своего двойника, что самый опытный физиономист затруднился бы отличить одного от другого…

Ужасный час уже истек.

Настороженный сидел Андрюшка в своей последней квартире, которая обстановкой теперь напоминала ему времена жизни у сапожника.

Он не зажег огня и, облокотившись на подоконник, не сводил глаз с жерла грязных ворот, из которых должна была прийти она.

В душе его росло какое-то тяжелое и грозное предчувствие.

Несмотря на то что ничего особенного, кроме пропажи двух квартир и безденежья, которое легко могло быть пополнено, не случилось, в душе своей он уже не чувствовал прежней жажды жить, а вместе с этим и прежней энергии.

Минуты шли, и предчувствие возросло до ужаса.

Да и немудрено. Теперь на карту была поставлена не его собственная безопасность, не собственная жизнь, а той, которая была в миллион раз дороже всего этого.

В любви Андрюшки к Терентьевой было что-то такое, что он и сам не мог определить словами.

Когда он бывал с нею, в душе его затихала злоба и путь преступлений не казался уже таким заманчивым.

Он шел по нему только потому, что другого пути ему не было.

Андрюшка начал слабеть под влиянием ее очарования и не жалел об этом.

Теперь, по прошествии часа после условленного срока, с ужасом глядя в окно, он проклинал и деньги, и свой совет, холодея при одной мысли, что, быть может, погубил любимую женщину. Прошло еще несколько минут, и ужас охватил его со всей своей силой.

Он распахнул окно и хотел освежить пылающую голову, и вдруг… Что это такое?! Во двор вошла толпа людей. Они идут прямо к его квартире, а впереди… кровь застыла в его жилах, впереди шел Павел рядом с Терентьевым…

Бледные лучи месяца падали на лицо старика, оттеняли его горбатый нос и серебрились в белой бороде. Андрюшка хотел отскочить от окна, но не мог двинуть ни одним мускулом.

Так бывает во сне, когда видишь чудовищный кошмар.

Вот все вошли в тень, отбрасываемую стеной, и скрылись в подъезде.

Один скачок из окна — и он свободен.

«Но что с ней?» — мелькнуло у него в голове, и совершенно нечаянно он задел ставень рукой.

Стекло звякнуло, и взоры тех, которые еще не успели войти в подъезд, устремились на него. Толпа как бы оцепенела. Он, тоже оцепенев, глядел на нее.

Но вот раздался шум, несколько человек отделились, кто-то бросился к окну, и одновременно с треском вылетела входная дверь. Андрюшка отскочил в угол и инстинктивно, по старой привычке, опустил руку в карман, где лежал револьвер.

В голове его вертелся вопрос: «Если эти люди здесь, то где же она? Что с ней?!»

Больше ни о чем он не думал.

И Павел, с револьвером в руке, первый вошедший в комнату, где он прижался к углу, и Терентьев, что-то кричащий толпе, — все было так нелепо, почти смешно.

«Где она? Что с нею?» — задавал он себе вопрос.

И вдруг он услыхал слова неистовствующего старика:

— Ага!.. Негодяй, убийца… Ты научил ее обокрасть меня… и довел до сумасшествия… Она сошла с ума, злодей! Знай это… Вяжите его!.. Дайте мне пистолет!..

Дальше Андрюшка не хотел ничего ни видеть, ни слышать… Он все понял: она не сумела украсть и лишилась рассудка. Он улыбнулся, поднес дуло к виску, выстрелил и как сноп упал около печки.

При трупе Андрюшки найдены были очень интересные бумаги.

Из содержания их выяснилось в полной подробности его главенство над составляющейся шайкой, а также место сборищ и имена соучастников.

Кроме этого, найдена была целая пачка печатных циркуляров, заключавших в себе требование денег, сопровождающееся угрозами.

Ровно в полночь в портерную близ «Паутинника» вошел человек в грязном и оборванном платье мастерового. Он был слегка пьян.