Это был Шопен, и, когда сильные пальцы пианиста бегали по клавишам, с невероятной утонченностью исполняя Полонез ля минор, Люси затаила дыхание. Вокруг нее воздух дрожал от пульсирующего экстаза невидимых струн. Первое отделение она просидела как зачарованная.

– Tour de force[15], – спокойно произнесла мисс Хокинг в антракте и встала, оглядываясь по сторонам, – истинное tour de force.

Люси вздохнула, возвращаясь к реальности, ее пронизывала мелкая дрожь, глаза блестели от волнения.

– Это было чудесно, – сказала она. – Я не понимаю музыки так глубоко, как вы, но это… это потрясающе.

– Техника… техника, – прошептала Пинки, не сводя лорнета со склоненной фигуры на сцене. – Говорят, он репетирует по шесть часов в день. Туше, туше!

Она застучала сжатыми пальцами, присоединяясь в своем одобрении к слушателям, которые более не изображали тонких ценителей искусства – не устремляли взоры в бесконечность, не предавались глубоким размышлениям, уронив голову на руки, – а горячо аплодировали.

– Браво! Брависсимо! – выкрикивали самые дерзкие поклонники.

Леманн показал себя публике, и теперь публика тактично возвращала мяч, демонстрируя свой вкус, интеллект, признание гениальности пианиста. Культурным городом был Ардфиллан. Почти космополитичным в своей любви к искусству!

Однако чувства Люси были стихийными, безыскусными, искренними. Когда началось второе отделение концерта, она закрыла глаза, отрешившись от всего, кроме вздымающихся волн музыки, которые теперь окружали ее. Она словно осталась одна. Она была в пещере, сводчатом гроте, поющем с мелодичной настойчивостью огромной морской раковины. Его наполняло эхо далекой переклички ветра и волн, и сквозь эти отголоски слышалась более живая мелодия, которая стремилась проникнуть в грот извне, то слабея, то нарастая с сокрушительной мощью. А потом Люси ясно увидела себя. Она стоит на скале, освещенной тусклым светом, в окружении просвечивающей зеленоватой воды. Женская фигура остается неизменной – она не стареет. Душа ее страстно стремится к внешней силе, которая призывно приближается к ней. Звучит крещендо, и наконец поток звуков прорывается сквозь узкую расщелину. Люси видит пенистые гребни: к ней одна за другой несутся три волны. Первая накатывает на скалу, опоясывая ее своими языками, вторая, более высокая и шумная, разбивается пенными брызгами у ног фигуры, а третья, последняя, мощным натиском разрушает грот, и, когда вода спадает, женщины на скале уже нет… Вокруг расстилается зеленая гладь моря, и в его переливчатой глубине начинают мелькать, как дрожащие фонарики, фосфоресцирующие рыбы. Потом мерцание медленно угасает, и наступает вселенская тишина.

Вздрогнув, Люси в тревоге открыла глаза. Концерт был окончен.

– Я думала, вы спали, – со смешком сказала мисс Хокинг. – Кажется, вы похрапывали.

– О нет! – запротестовала Люси, ее глаза были влажными. – Мне понравилось, очень понравилось. Это было как… не знаю… хотелось что-то постичь, но я не смогла.

– Какой прекрасный, открытый человек, – вздохнула мисс Хокинг, когда они вышли из зала. – Но я не могу… – Она вновь захихикала. – Не могу даже представить, что поцелую его.

Они в молчании шли по дороге. Дождь перестал. В далеких разрывах облаков засияло несколько ранних звезд, будто кто-то проколол дырочки в темном занавесе.

– Не знаю, как вас благодарить, – наконец неловко пробормотала Люси. – Этот день значит для меня так много.

– Боже правый, это такая ерунда! – откликнулась мисс Хокинг, взяв Люси за руку и игриво сжав ее. – Надеюсь, теперь мы будем часто видеться. В сущности… – Она выразительно помолчала. – Сегодня я встретила вас, чтобы прежде всего… Понимаете, я хотела с вами поговорить.

– Слушаю вас.

– Понимаете, – повторила мисс Хокинг, – мы с вами как два ореха в разных скорлупках.

Озадаченная выразительной, но бессмысленной метафорой, Люси смущенно взглянула на собеседницу.

– О-о, бедняжка! Не смотрите так! – тотчас же воскликнула Пинки. – У вас вид человека, который думает о вещах, печальных до абсурда. Как заблудившийся в лесу ребенок на рисунке Доре… Я сейчас тоже запла́чу!

Улыбнувшись, Люси сказала:

– Просто я думала о том, что именно вы имели в виду.

– Вот о чем я думала, дорогая моя, – право, я и раньше об этом размышляла. Мы обе одиноки. Между нами какая-то тонкая преграда, но ее не должно быть. Я очень к вам привязана. Почему бы вам не переехать ко мне? Будем жить вместе в моей квартире.

Люси быстро опустила глаза, последовала пауза.

– Ах, я не знаю, – медленно ответила она. – Я и подумать не могу о том, чтобы отказаться от моего дома.

– Но, дорогая моя, – покровительственным тоном произнесла мисс Хокинг, – он вам не нужен. Вы весь день отсутствуете, ваш маленький горец в пансионе. На каникулах он будет приезжать к нам. Мы будем прекрасно проводить время. Кроме того, простите, конечно, – с большим тактом добавила она, – уменьшение расходов может…

– Вы очень добры, это так любезно с вашей стороны, но, право… мне страшно об этом подумать.

– Чепуха! Мне бы хотелось, чтобы вы жили у меня.

Когда умом мисс Хокинг овладевала какая-нибудь идея, женщина радостно поддавалась ей с горячностью ребенка, который гоняется за бабочкой.

– Давайте же, скажите, что согласны! Да, соглашайтесь!

– Ну я… я подумаю об этом, – уклончиво сказала Люси.

Не в ее характере было хитрить, но ей нравилась мисс Хокинг и Люси не хотела обидеть ее прямым отказом, особенно в такой день.

– К тому же, – горячо настаивала мисс Хокинг, – Фейри тоже желает, чтобы вы переехали к нам. – Она вполне серьезно выдвинула это в качестве аргумента. – Он привязывается только к людям по-настоящему милым, уверяю вас, – он у меня такая прелесть!

Люси вновь улыбнулась ее энтузиазму. По сути дела, имея за плечами печальный опыт, она в последнее время часто размышляла о своем одиночестве. Были моменты в ночной темноте, когда дом казался ей невыносимо пустым, а груз обязанностей – невыносимо тяжелым.

Она поневоле тешила себя этим предложением. Конечно, перспектива экономии средств была привлекательной – но нет, Люси не хотелось отказываться от дома, собственного, надежного, обставленного своей мебелью. Как говорится, мой дом – моя крепость. Тем не менее был и более весомый мотив – потребность в обществе. Ей нравилась мисс Хокинг, Люси видела в ней леди, не понаслышке знала о ее необычайной доброте. Она замечала эксцентричность мисс Хокинг, ее особую мечтательную, безудержную и романтичную кокетливость, это сочетание достоинства и игривости, эту манеру, одновременно открытую и непроницаемую, когда человек, с одной стороны, что-то предлагает, с другой – что-то утаивает. Весьма любопытная черта характера! Люси не могла объяснить ее, но неординарность вообще была свойственна мисс Хокинг, так что у Люси и вопросов не возникало. Да, она признавала эту эксцентричность, легко признавала, но это ее не отталкивало.