– Нет, дорогая моя. – Пустая болтовня, не утихавшая битый час, разом прекратилась. У Пинки был смущенный, застенчивый вид. – Я пойду туда.

Она указала на стоящее у дороги здание епископальной церкви, двери которой были открыты. Туда устремилась вереница прихожан, пришедших на вечернюю службу.

Люси с изумлением посмотрела на свою приятельницу – грязь на туфлях, съехавшая набок шляпа, прилипшая к испачканной щеке прядь волос и, наконец, совершенно немыслимое выражение лица.

– Не стоит так беспокоиться об этом! – принялась увещевать ее Люси. – Вы были там сегодня утром. Я точно не пойду вечером на благословение. К тому же вы, должно быть, страшно устали. Давайте отправимся домой пить чай.

Мисс Хокинг покачала головой.

– Нет! – стыдливо ответила она. – Нет-нет!

– Но у вас такой неопрятный вид!

– Мне надо идти. Да, надо, – пробормотала она. – Сегодня он читает проповедь. Если меня не будет на месте, он будет скучать.

– Он! – вскрикнула Люси. – Вы же не хотите сказать…

– Да, его преподобие мистер Адам Малкольм, должна признаться. – Она кокетливо зарделась, и это выглядело крайне глупо. – У него разобьется сердце… если меня там не будет.

– Разобьется сердце? – повторила изумленная Люси. – Почему? – Она слышала о его преподобии Малкольме как о тихом педанте, который был немногословен, но порой резок в обращении, и уставилась на мисс Хокинг, будучи совершенно уверенной, что та фантазирует. – Вы… вы это серьезно? – пораженно спросила она.

– Совершенно серьезно! – с нелепой чопорностью ответила мисс Хокинг. – Вам следует знать… что у меня с мистером Адамом полное взаимопонимание. Мы вот-вот поженимся.

У Люси отвисла челюсть. Она не верила своим ушам. Это заявление буквально ошеломило ее.

– Вы не шутите? Он сделал вам предложение? – выдохнула она.

Мисс Хокинг остановилась. Они уже подошли к церкви, и женщина с отталкивающим жеманством пояснила:

– О нет! Он ничего не сказал, ни слова. У него не хватило бы смелости это сказать. Но он таким взглядом смотрит на меня! О-о, как он на меня смотрит! – Она вздохнула. – Вот как я узнала об этом! Он меня обожает. Я это знаю, знаю. И я берегу себя для него!

После чего она с улыбкой поднялась по ступеням в церковь.

Люси стояла не шевелясь. Она словно оцепенела и не двигалась, пока крупная величественная фигура мисс Хокинг не пропала под готической аркой. Потом Люси медленно повернулась и пошла к дому.

Наконец-то раскрылся секрет этой девичьей игривости, которая скрывалась за величественными манерами. Да, шила в мешке не утаишь. Как будто весь этот день постепенно приближал пошлую нелепую развязку! Эксцентричность мисс Хокинг могла объясняться… чем угодно! А объяснялась она вот так! Люси была совершенно сбита с толку своими противоречивыми мыслями. Но у нее не было и тени сомнения, она теперь все ясно понимала, недоумевая только, почему раньше об этом не догадалась. Она связалась с женщиной, в сущности ненормальной, женщиной, одержимой нелепой и немыслимой навязчивой идеей. Это было невероятно. Скажи ей кто-нибудь о такой смутной, но сильной, тайно лелеемой страсти к священнику, она не поверила бы. Абсурд, сказала бы Люси, случай неубедительный, но фатальный, неизбежный, но банальный и известный с давних времен. И все же вот она, эта реальность, ворвавшаяся в самую гущу ее жизни.

С серьезным лицом вошла она в квартиру. Немедленно набрала ванну и, сняв пропыленную измятую одежду, погрузилась в горячую, несказанно приятную воду. Люси нежилась в ванне, откинув голову на бортик, но ее пылающее от пара лицо оставалось хмурым. Она мысленно проанализировала эпизоды этого дня – сцену в лесу, сцену у церкви. Все стало ясно, абсолютно все. Ей не в чем себя упрекнуть! Призвав на помощь всю свою гордость и укрепившись в сознании собственной правоты, Люси постепенно успокоилась. Она вышла из ванной, приготовившись к возможному драматическому повороту событий, который сразу же изменит ее жизнь, и, закутавшись в халат, стала спокойно ждать возвращения компаньонки.

Однако ничего драматического не произошло. Мисс Хокинг вернулась в своем обычном радостном расположении духа, быть может чуть мечтательном. И принялась готовить салат для Люси. Салат был восхитительным, освежающим, с французской заправкой – мисс Хокинг была большая мастерица в приготовлении подобных блюд. Она с энтузиазмом рассказывала об ингредиентах.

Так что Люси ела салат и помалкивала.

Она была готова к немедленному разрыву их дружеских отношений. Но разрыва не последовало. Люси по-прежнему жила у мисс Хокинг и продолжала работать. По мере того как шло время – оно не шло, а мчалось; недели перетекали в месяцы, месяцы в годы, – она постепенно осознала во всей полноте помрачение ума Пинки. Она узнала обо всех этих тайных знаках внимания, этих подарках, которые адресат никогда не принимал. Разумеется, Адам совершенно не замечал направленной на него тайной и томной страсти. Тем не менее само это неведение дало Пинки повод думать о некоем взаимопонимании. Случайный взгляд, брошенный на нее в церкви, невольный поворот головы, когда он проходил мимо ее окна, интонация его голоса, когда он обращался к ней с каким-то малозначащим замечанием о погоде, – все приводило ее в восторженный трепет, превращало ее заблуждение в действительность, восхитительную и несомненную. Пинки анонимно посылала его преподобию подарки – перчатки, галстуки, шарфы и даже комплекты тончайшего шерстяного нижнего белья. Целый год она трудилась над большим адресом собственного дизайна и композиции, украшенным миниатюрами и вставками, – получился превосходно расписанный альбом, восхваляющий добродетели Адама Малкольма. По определенным дням она вставала рано утром и занимала пост у окна, терпеливо ожидая, когда его преподобие пройдет мимо.

Во всех прочих отношениях мисс Хокинг была вполне нормальной – пожалуй, чуточку фривольной, слегка манерной, но в целом ее поведение не выходило за общепринятые рамки. Ее здравомыслия хватало на то, чтобы в большинстве случаев утаивать наиболее вопиющие свидетельства своей одержимости.

Суть этого состояла в том, что Пинки изо всех сил стремилась найти отдушину для своих чувств, искавших выхода. Не важно, что эта отдушина была дурацкой. Инстинкт был удовлетворен.

И теперь Люси спокойно приняла это положение вещей как нечто неизбежное и стабильное. Она чувствовала, что все это будет длиться неопределенно долго. Стоило пикантной теме возникнуть в разговоре, как Люси переставала его поддерживать. Ее натянутое бескомпромиссное молчание показывало: она такого не приемлет.

И все же иногда мисс Хокинг вызывала у нее беспокойство, даже раздражение. С того первого уик-энда, когда она испытала на себе бремя навязчивой симпатии Пинки, Люси постоянно страдала от ее бесконечных знаков внимания. Без сомнения, они исходили от чистого сердца, но их избыток вызывал едва ли не головную боль! Прогулки, посиделки тет-а-тет, сентиментальная болтовня, заливистый смех, восклицания «О, вы должны, дорогая моя!» и «Но я настаиваю, лапочка моя!» – все это из-за повторения и пустопорожности чрезвычайно утомляло. Часто Люси, уставшая после долгого рабочего дня, по вечерам приходила домой с одним желанием – отдохнуть, но ее встречала возбужденная, смеющаяся мисс Хокинг в приподнятом настроении и начинала надоедать. Они ссорились, Люси шла спать, Пинки брела в гостиную, где во искупление играла медленную грустную музыку. Это был спектакль – Пинки нежно сжимала ногами виолончель, словно обнимая тело преподобного Адама Малкольма.