Я жестом отправил его держать коридор и шагнул к генералу.

– Ты, что ли, Харагучи?..

Что он ответил, я не понял, да особо и не старался понять. Все мысли о том, чтобы взять командующего в плен, разом улетучились.

– Иди сюда…

Коротко двинул под дых, затем всадил топор в спину, перерубая позвоночник, ухватил за воротник и поволок к роскошному столу из мореного дуба. Бросил на столешницу, после чего, прижимая ладонью его башку к столешнице, двумя ударами топора перерубил шею. Голову аккуратно пристроил под портретом какого-то азиата в роскошном, шитом золотом мундире – наверное, того самого императора Муцухито, чтоб ему пусто стало.

Сам не знаю, зачем поставил. Для красоты, наверное. Или потому, что в этот момент с меня мигом слетела вся псевдоцивилизованность и осталась только дикая жажда мести.

А вот с отходом сложилось не так благополучно. Мои бойцы отступили, а японцы вместо того, чтобы заняться преследованием, сунулись глянуть, что с начальством.

В кабинет заскочил Свиньин, прижался к стене и несколько раз пальнул в коридор.

– Японцы…

– Черт… – Я кинулся к окнам, но они, в отличие от других окон в здании, оказались закрыты мощными коваными решетками.

Сложилась патовая ситуация. Самураи толклись на лестнице, ближе мы их не подпускали, но и сами оказались заперты в кабинете.

– Что дальше? – Интендант сбросил стреляные гильзы из барабана револьвера и принялся быстро засовывать патроны в каморы.

Я еще раз чертыхнулся. Бежать прямо на пули по узкому, длинному и прямому коридору – занятие для клинических оптимистов, читай – идиотов. Но ничего более толкового в голову не приходило. Ну что же, сам завел людей в ловушку, сам их и вытаскивай.

Я вбил очередную обойму в магазин маузера, загнал патрон в патронник и перебежал к двери. Сколько получится – ползком, дальше на рывок, а там уже по ситуации.

– Прикроете меня…

– Сделаем… – Свиньин встал на колено возле дверного проема и прицелился.

Айн молча кивнул, методично посылая пулю за пулей в коридор.

Я выдохнул, быстро пробормотал молитву, но выскочить не успел. Внизу загрохотал пулемет Луки. А еще через пару минут со стороны лестницы в коридор вылетел японец, влепился в стену, сполз по ней и застыл, неловко разбросав руки и ноги, словно сломанная кукла. Еще один рванул в нашу сторону, но бабахнула короткая очередь, из спины солдата выплеснулись кровавые ошметки, а сам он кубарем покатился по полу.

Следом появился Лука, удивительно похожий на вставшего на ноги медведя, с дымящимся пулеметом в руках.

Но тут же спрятался за угол и настороженно проревел:

– Ты как там, Християныч?

– Большая пришла!!! – Айн припустил к своему дружку, на ходу радостно причитая: – Где так долго ходила? Моя мала-мала помирать собралась…

Мы тоже не заставили себя ждать.

– Ты как здесь оказался?

– Дык, думаю, мало ли что… – Мудищев пожал плечищами и скорчил виноватую рожу. – Ты уж извини, Християныч, что порушил приказ. А наши, того, к причалам пошли…

– Цел?

– А что со мной сдеется?

– Не забуду… – Я попытался обнять его одной рукой, но из-за габаритов великана получилось не очень. – А теперь ходу, парни, там наш мореман уже должен был японское корыто на копье… тьфу ты, на штык взять…

Стрельба в поселке затихала, выстрелы слышались только в районе тюрьмы. Правда, со стороны порта начали часто бахать пушки не самого крупного калибра.

«Из револьверных «Гочкисов» палят, что на миноносце стоят, других таких мелкашек здесь просто нет, – определил я. – Ну, мичманюга, если не взял посудину, лучше сразу сам утопись…»

Но когда я увидел стоящий у причала миноносец и матросика в нашей, родной матросской форменке на корме у четырехствольной пушки, а еще – ополченца рядом с ним, радостно заорал:

– Быть тебе адмиралом, мичманок! Если не государь-батюшка, сам представлю!!! Ходу, парни, ходу…

Правда, пока бежали к причалу, нас успели обстрелять со стороны складов и пакгаузов. Но после того, как туда саданули из пушки, обстрел быстро прекратился.

Взбежав по сходням, я едва не споткнулся о труп японского матроса на палубе, выхватил из сумки ракетницу и выпустил в черное небо желтую ракету – сигнал общего сбора.

– Где Максаков?

Матрос у пушки, не оборачиваясь, показал куда-то себе за спину.

Я пробежался по палубе к рубке.

– Сергей Викторович…

– Я занят… – сурово бросил мичман и грозно заорал в одну из множества переговорных труб: – Стерненок, копаешься, якорь тебе в клюз! Под линьки захотел? Давление какое? Что-о-о? Запорю стервеца… – и только потом снизошел до меня. – Взяли почти чисто, потери – всего четыре человека. Несколько японцев заперлись в матросском кубрике и офицерской каюте. Машинное свободно, угольные ямы и крюйт-камера – тоже. Расчетное время отплытия – час, так как маршевые котлы были заглушены. Все мои в котельной. Если с вами есть люди, пусть займут оборону на палубе и причале, а Зеновича с пушки снимите и направьте ко мне, ему еще торпеды воздухом заряжать…

После чего опять утратил ко мне всякий интерес.

«Вот же паразит!» – восхищенно подумал я, но мешать мичману не стал, убрался опять на корму и окликнул матроса:

– Голубчик, там тебя ваш адмирал кличет. Но прежде покажи, как на этой шарманке играть.

– Сюда кассету со снарядами вставлять… – Солидный усатый матрос ткнул пальцем в раструб на казеннике. – Целиться через прицел, эту загогулину крутить… – Он показал на массивный рычаг, очень похожий на ручку мясорубки. – Только самому несподручно, вторым номером озаботьтесь. И прижимайтесь плечом сюда. Все!

И убежал, громко топая башмаками по палубе.

Я повел стволами и весело бросил интенданту:

– Ну что, Алексей Федотович, освоим адскую машинерию?

Ко второй пушке встали Лука с Тайто.

Между складами вдруг показались силуэты, я крутнулся стволами туда, но сразу облегченно вздохнул: это уже начали собираться наши – люди из отряда Собакина, – но их оказалось до обидного мало, к тому же около десятка раненых бойцы тащили на себе.

– Почти половина в потерях… – зло сплюнул подпоручик. – Раненых много, позже точно доложу…

– Что с капитаном?.. – Я не закончил фразу, увидев, как барон д’Айю помогает подняться на корабль капитану Стерлигову.

Француз выглядел почти невредимым, если не считать расквашенного, опухшего носа и разбитых губ, а вот Стерлигов… На капитана было страшно смотреть – лицо юриста превратилось в сплошной кровоподтек и было похоже на ужасную маску.