– Быстро давай холстину, туго перетянуть ногу надо.

Старший в растерянности остановился. Франц перестал орать, боль уходила.

– Что стоишь, делай, как сказали.

Охранник крутил головой, да где в служебной комнате посадника найдешь холстину. Франц прошипел:

– Снимай рубаху, рви исподнее, режь!

Охранник мгновенно разделся, под верхней шелковой рубахой была нижняя, более плотная. Ее-то мы и порезали на длинные полосы. Я туго подбинтовал сустав. Франц уже лежал спокойно.

– Молодец, абге мохт, я уже здоров?

– Надо три-четыре дня не ходить, ногу поберечь, нужен покой, лежать в постели.

– Дел много, как же лежать?

Я решил пугнуть:

– А то можно остаться хромым.

– Ист гуд. Ладно, послушаем лекаря. Дай ему денег.

Охранник сунул мне серебром рубль.

– Откуда будешь?

– Московей я, здесь проездом, разбойники нас пытались ограбить, людишек побили.

– Да, да, да. Просто беда с разбойниками.

Надо не упускать случай.

– Дня через три-четыре надо снять повязку и осмотреть ногу.

– Подойдешь в Москве в Немецкую слободу, мой дом тебе всякий покажет.

– Хорошо, господин.

Я слегка, на европейский манер, поклонился. Чертовски плохо, не знаю немецкого языка. Татарскому в плену научился, в своем времени английский учил, а вот немецкий?! Во время Петра многие его сподвижники говорили на немецком или голландском.

Мы с Тимофеем вышли из управы, поднялись на судно – и так уже целый день потеряли, правда, с пользой для меня. Франц Лефорт – это не купец или ювелир, я знал, что очень скоро он наберет вес, после Петра будет вторым человеком в государстве, в большом уважении у Петра.

К вечеру следующего дня пристали уже в Москве, на моей, вернее уже Михаила, пристани.

– Здесь будет место твоего причала. Без моего разрешения не отплывать. Держи пока деньги – расплатись с командой, набери новых людей, только отбирай потщательнее. Продукты заготовь, оснастку, где веревки гнилые – поменяй. Несколько дней я тебя беспокоить не буду. Если нужда какая возникнет – я пока в доме Кожиных, в Петроверигском переулке жить буду, а там видно будет.

Мы по-дружески расстались. Идти было недалеко, да и повозок поблизости не было, пошел пешком. Ополовиненный мешок с деньгами не сильно обременял, дошел быстро, даже не запыхался. Прислуга узнала, впустила. Я сразу прошел на второй этаж, в кабинет Михаила. Поздоровавшись, уселся в кресло. Достал из мешка деньги, отсчитал и вернул Михаилу.

– Спасибо, брат, выручил, но долг платежом красен, возвращаю, а вот саблю и пистолеты пока оставлю, они мне жизнь спасли.

Я коротко пересказал матросский бунт, упомянул о знакомстве с Лефортом, о том, что арендовал судно с командой. Теперь я попросил Михаила подыскать мне жилье. Тот замахал руками.

– Что ты, что ты, совсем меня обидеть хочешь? Живи, сколько надо, ты меня нисколько не стесняешь, да и мне интереснее, поговорить можно с кем-то, не с холопами же.

– Все так, Михаил, да только не монах я, вдруг женщину захочется, да и своих слуг нанять хочу, им тоже где-то спать надо. По возможности, буду сам часто заходить, да вас в гости ждать буду, но все-таки свой дом хочу заиметь.

– Ну чего же, вольному воля. Я поговорю с сыном, он найдет чего-нибудь подходящее.

– Только не очень большой, денег у меня не так много, да и дела своего пока нет.

В заботах пролетели два дня, пора было наведаться к Лефорту. Я выпросил у Михаила пролетку и поехал в Немецкую слободу. На месте спросил дом Лефорта, мне его тут же указали. У дома стоял уже знакомый экипаж и та же охрана. Меня узнали, провели в дом. Войдя в комнату, поклонился Лефорту, тот меня узнал, улыбнулся скупо:

– Здравствуй, лекарь. Бог дал тебе хорошие руки, нога почти не болит, по дому хожу уже хорошо.

– Посмотреть ногу надо, повязку снять.

– Некогда мне сейчас, уезжаю. Вот что, поедем со мной, место в карете есть, на ходу и посмотрим. Обратно тебя отвезут.

Ну что же, так оно, может, и лучше. Два охранника, поддерживая, а по ступенькам и вообще на руках, вынесли своего господина, усадили в карету, следом на сиденье напротив уселся и я. Дверцу прикрыли и карета тронулась. Я стянул туфлю и чулок пациента, осмотрел ногу. Суставчик был иссиня-желтый, но отек ноги спал, так, легкая припухлость. Пропальпировал кости – переломов все-таки нет. Пожалеешь, что нет рентгена. Помог надеть чулок и туфлю.

– Надо поделать компрессы вот с этими травами неделю, затем попарить несколько дней ногу.

Франц слушал внимательно, а бумагу с названиями трав спрятал за обшлаг левого рукава. Еще по первому моему переносу сюда я усвоил, что чужестранцы более тщательно заботятся о своем здоровье, чего не скажешь о нашей нации – не болит и ладно, а если болит – выпей водки и пройдет. Нескоро, ох нескоро мы будем европейцами. За неспешным разговором выехали за город. У каких-то рвов бегали солдаты в одинаковых синих мундирах. Я попытался вспомнить: то ли преображенцы, то ли семеновцы. А может, их и вообще еще нет, просто потешные полки Петра.

Францу помогли выйти из кареты, к нему подбежал долговязый подросток, азартно обнял Франца. Тот поморщился.

– Фу, что у русских за манера сразу обниматься, Петр!

Я мысленно ахнул – так это Петр, будущий вершитель судеб России, реформатор и одновременно палач стрелецкий, просветитель и алкоголик! В нем было столько намешано, что сразу не определить, чего больше – плохого и хорошего. Но однозначно одно – сделать ему предстояло многое.

– А это кто с тобой, Лефорт? Почему не знаю?

– Лекарь это мой, друг Петенька.

Я скромно вышел из-за спины охранника. Петр окинул меня внимательным взглядом выпуклых, даже слегка каких-то выпученных глаз.

– Лекарь? Это хорошо, нам нужны будут лекари, воевать будем.

– Не только лекарь, Петр Алексеевич, пушкарь еще.

– Да? – заинтересовался Петр. – А морское дело ведаешь ли?

– Нет, Петр Алексеевич.

– Пойдем со мной, братец, – схватил меня за рукав Петр и потащил к солдатам.

Впереди в капонире стояло несколько пушек и мортира. Раздался глухой звук выстрела, мортира окуталась дымом. Все задрали головы, следя за полетом ядра. Оно упало не очень далеко, не долетев до цели – вкопанного столба – метров сто.

– Почему так стреляют? Знаешь?

– Мортира чугунная, заряд слабый.

– Откуда знаешь?

– У чугунной мортиры звук выстрела глухой, а у бронзовой – звонкий, после выстрела, как колокол звенит. В чугунную мортиру много пороха класть нельзя, разорвет, бронза более податлива, заряда больше сыпать можно, пожалуй, ядро и долетит.