– Большего от вас и не требуется, – согласился священник. – Но вам по меньшей мере следует попрощаться с Томасом.

Он выглянул из окна и увидел, что на краю земли занимается рассвет.

– Ступайте, он ждет, чтобы поблагодарить вас.

Отец Левонн проводил Роланда вниз, в просторную кухню. Там была Женевьева, левый глаз которой пересекала повязка. В углу спал Хью. Томас сидел рядом с женой, обняв ее рукой за плечи.

– Отче, – кивнул он отцу Левонну.

– Сир Роланд выразил желание уехать, – сообщил отец Левонн. – Я пытался убедить его остаться, но он настаивает, что должен идти к королю Иоанну.

Священник обернулся и дал Роланду знак высказать все, что тот сочтет нужным, но де Веррек молчал. Он зачарованно смотрел на третьего из присутствующих, сидящего за столом. Казалось, рыцарь лишился возможности говорить или даже двигаться. Рыцарь просто смотрел, и в его голове мелькали все поэтические строки, которые пели трубадуры в замке его матери: о губах, похожих на лепестки роз, о щеках, белых, как крыло голубки, о глазах, способных озарить самое темное небо, о волосах цвета воронова крыла. Роланд вновь попытался заговорить, но не мог произнести ни слова, а она смотрела на него столь же широко распахнутыми глазами.

– Вы не знакомы с графиней де Лабруйяд? – осведомился Томас. – Госпожа, это мессир Роланд де Веррек… – Он помедлил, потом добавил с нажимом: – Который поклялся возвратить вас вашему мужу.

Но Бертилла, похоже, не слышала этих слов, как не слышал их Роланд, потому что она просто смотрела на де Веррека. Они глядели друг на друга, и остальной мир перестал для них существовать.

Время остановилось, небо затаило дыхание, а рыцарь-девственник влюбился.

Две игральные кости покатились по столу.

Стол был тонкой работы, с инкрустированными изображениями единорогов из серебра и слоновой кости, но сейчас его покрывала скатерть из темно-синего бархата с золотой бахромой. Бархат приглушал стук костей, на которые смотрели пятеро игроков.

– Кишки Господни! – воскликнул самый младший из них, когда кости остановились.

– Опорожнились прямо на вас, сир, – сказал другой мужчина, наклонившись над столом. – Трижды!

Ему приходилось вглядываться, потому что кости, пусть и выточенные из самой лучшей и самой белой слоновой кости, были размечены золотом, поэтому читались с трудом. Странное освещение внутри просторного шатра, сшитого из ткани, расцвеченной в красные и желтые полосы, еще более усложняло ситуацию. Впрочем, окрашивать этим полосам было особенно нечего – хотя утро уже переходило в день, небо укутывала пелена облаков. Мужчина вопросительно посмотрел на принца, ожидая его разрешения собрать кости. Принц кивнул.

– Два и один, – сказал человек, ухмыляясь. – Что, как понимаю, составляет три и увеличивает ваш мне долг до трех сотен.

– Ваша радость совершенно неуместна, – буркнул принц, хотя и беззлобно.

– Неуместна, сир, но все равно остается радостью.

– Боже, только не это! – Принц поднял взгляд, потому как в шатре стало вдруг шумно от проливного дождя. Тот стучал по полотну все утро, теперь же забарабанил, а затем хлынул с такой силой, что игрокам приходилось кричать, чтобы слышать друг друга. – Бог не любит меня сегодня!

– Он обожает вас, сир, но мою мошну предпочитает еще больше.

Принцу исполнилось двадцать шесть. Это был молодой красавец с копной светлых волос, казавшихся темными в причудливом освещении шатра. У него было скуластое лицо и глубоко посаженные глаза, черные, как те гагатовые пуговицы, что украшали высокий воротник его камзола королевского голубого цвета, по моде короткого и приталенного. Баску[29] распирал китовый ус, по кайме она была расшита жемчугом, с подкладкой из желтого шелка, и дополнялась золотым шитьем. Пояс для меча был из той же ткани, но с вышитой эмблемой принца – три пера из шелка цвета слоновой кости. Сам меч в ножнах стоял, прислоненный к креслу у входа в шатер. Принц подошел к откинутому пологу и глянул на дождевые тучи.

– Господи, неужели это никогда не прекратится?

– Постройте ковчег, сир.

– И чем его наполнить? Женщинами? Каждой твари по паре? Заманчивая идея! Две девчонки с золотыми волосами, две с черными, ну и парочка рыжих для разнообразия?

– Куда более предпочтительная компания, нежели звери, сир.

– Вам это по опыту известно?

Собравшиеся рассмеялись. Над шутками принцев положено смеяться, но этот смех был вполне искренним, потому что Эдуард Вудстокский, принц Уэльский, герцог Корнуоллский, граф Честерский и еще бог весть скольких земель, был веселым, приятным в обращении и щедрым мо-лодым человеком. Мужчина видный, он притягивал бы женские взоры, даже не будь наследником английского престола и, согласно мнению законников и советников его отца, также престола французского. Король Иоанн это отрицал, что вполне естественно. Из-за этих претензий английская армия и находилась во Франции.

Герб принца был гербом королевским, с изображением трех золотых львов Англии и французских лилий, а поверх них шла серебряная полоса с тремя похожими на штандарты ярлычками, указывающая на то, что он старший сын короля. Впрочем, сам принц предпочитал черный щит с тремя белыми, как алебастр, перьями.

Эдуард уныло посмотрел на небо.

– Проклятый Богом дождь, – буркнул он.

– Он скоро должен прекратиться, сир.

Принц не ответил на это замечание. Его взгляд устремился между двумя дубами-близнецами, стоявшими, подобно часовым, у входа в шатер. Из-за сильного дождя Тур был почти не виден. Город не выглядел неприступным. Действительно, его Сите довольно надежно обороняли башни и каменные стены, но бург, где наверняка укрывалась бо́льшая часть богатств, располагался в низине и был обнесен лишь неглубоким рвом да деревянной стеной, проломленной во множестве мест. Закаленные в боях войска принца могли одолеть эту преграду даже во сне, если бы Луара не вышла из берегов, – Тур теперь защищали затопленные поля, превратившиеся в болота пашни и густой слой грязи.

– Проклятый Богом дождь, – повторил принц, и Бог ответил раскатом грома, таким внезапным и оглушительным, что все в шатре вздрогнули.

Разорвавшее небо зигзагообразное копье молнии ударило в невысокий холм, на котором стоял шатер, и все на миг окрасилось в ослепительно-белый и черный тона. Потом грянул второй громовой раскат, и хотя казалось, дождь уже не способен усилиться, он хлынул с удвоенной мощью. Капли отскакивали от расквашенной земли, сливались по пологу шатра и потоками сбегали с холма.

– Господи! – воскликнул Эдуард. – Господи! Господи! Господи!