Версия была родителям преподнесена. Роль директора интерната взял на себя Виктор Семенович — и успешно с этим справился.

Мать очень долго выясняла, какие предметы включены в расписание, но услышав, что будет углубленное изучение истории и иностранных языков (опять же — чистейшая правда!), осталась вполне довольна.

Отца сразу же заинтересовало нечто другое — нужно ли будет платить, и если да, то сколько? Он долго и нудно ходил вокруг да около, не решаясь задать этот вопрос, но все время намекая, что живут они очень так себе, что случаются задержки зарплаты и прочие неприятности.

Когда же Виктор Семенович — без всяких намеков — сообщил, что никакой платы не требуется, более того, можно будет со временем послать специальную комиссию, чтобы выяснить, насколько тяжело положение семьи Ивана, и не нужно ли доплачивать стипендию к их скромным зарплатам, отец успокоился, и даже как-то сразу повеселел.

— Я не думал, что сейчас в России бывает такое, — удивленно говорил он, глядя снизу вверх на высокого и подтянутого Виктора Семеновича.

— Всякое бывает сейчас в России. — Виктор Семенович был сама любезность. — Государство должно заботиться о своих талантливых юных гражданах. Это — будущая элита, будущие президенты и премьеры. Они определят лицо страны через двадцать-двадцать пять лет, когда мы с вами уйдем на покой.

Ян улыбнулся — он уже знал, что Виктор Семенович в организации едва ли не с самого ее основания в Санкт-Петербурге.

Мама долго упрекала Яна в том, как же это он ушел и никому ничего не сказал. В ответ он что-то мямлил, экал и мнэкал — как и было условлено. К тому же, юноша прекрасно понимал — была бы такая ситуация на самом деле, подал бы он заявку на экзамены в такой интернат, о котором говорит Виктор Семенович — и его просто подняли бы на смех. «Я все понимаю, но с таким уровнем интеллекта…» — качала бы головой мать. «Да там все места уже распределены, все по блату и знакомству!» — кричал бы отец.

Сами они считали, что их жизнь не удалась — вот у соседа иномарка, а у отца — только «Жигуленок». И работа — престижная, конечно, но ведь не лучшая. Постоянно надо бегать на цыпочках перед леди-боссом, а если в фирму заглянет ее доченька — ровесница Яна — то и перед ней. Смотреть в рот и выполнять каждое слово ее дурацких распоряжений.

А раз так, то нечего и пытаться прыгать через себя. Дом — работа — дом — телевизор — сон… Вот и вся жизнь. И Ян должен унаследовать то же самое.

— Нет-нет, поверьте, я работал с детьми «новых русских», в основном это очень тяжелый и малообучемый контингент. А с Иваном у нас проблем не будет, — говорил Виктор Семенович.

И, наконец, достиг своего — родители оказались убеждены в том, что а) из их сына получится толк; б) его заболевание совершенно неопасно; в) все расходы на его обучение, проживание и прочая и прочая государство в лице интерната возьмет на себя, с них не потребуется ни копейки (если только доплачивать не станут!).

Под конец мама настолько расчувствовалась, что даже расцеловала Яна — чего никогда не проделывала с тех пор, как ему исполнилось года три.

— Тяжелый контингент… — буркнул Виктор Семенович, когда родители Яна, наконец, покинули его кабинет. — Ты-то как сам считаешь, тебе здесь будет лучше, чем дома?

— Наверное, — вздохнул Ян.

— Вот видишь. Это тоже урок — у тебя есть определенная информация, но важно, как ты ее подашь. Ладно, прикладную психологию будут вам давать не очень скоро. А пока, — Виктор Семенович посмотрел на большие часы, украшавшие его кабинет, — через пять минут — время обеда. Так что поторапливайся…

Ян послушно поторапливался. В столовой у него было уже свое место — рядом с парнем и девушкой, которых звали Оля и Андрей (правда, сегодня Оли почему-то не было). Они тоже новенькие, будут учиться вместе с ним. Вполне нормальные, пальцы веером не гнут из-за своего возраста, хотя Ян еще не привык, что со старшими по возрасту можно общаться на равных. Вчера они ездили на задание, а его, Яна, не взяли. Но он не обижался — если так было надо, значит, — надо.

И все-таки, что-то не давало ему покоя, кололо душу. Вероятно — сон. Отвратительный сон.

…Ян спускается по лестнице в какой-то безумно темный коридор, освещенный синеватым сиянием откуда-то сверху. Под ногами хлюпает вода.

В руках у Яна — сумка, и он знает, что это такое. Это — бомба. Дерни за веревочку — и человек двадцать станут окровавленными ошметками.

Он не хочет идти. Но — надо. Смертоносный груз должен быть доставлен по назначению. Таково условие — он не может остановиться. Ведь эта бомба — не для людей. Пусть живут на поверхности, радуются солнечным дням или дождям и снегу — и не думают о темном подземелье.

Надо идти. Но впереди, там, где коридор делает поворот, слышится хлюпанье, писк и жуткий, отвратительный мяв. Ян невольно останавливается, оглядывается.

«Ты должен идти, — говорит какой-то голос в его мозгу. — Это кошки… Всего лишь — кошки. Они охотятся на крыс».

И он идет, и действительно видит кошку с чем-то окровавленным и подергивающимся в зубах. Ян отворачивается, его мутит.

Но голос в мозгу не дает покоя, подгоняет.

На следующем повороте вновь слышится мяв — но уже жалобный, протяжный. И чей-то рык, лай, клацанье зубов.

«Не бойся, иди, — говорит все тот же бесстрастный голос. — Это собаки. Самые обыкновенные собаки. Они охотятся на кошек. Иди».

Ян покорно подчиняется приказу, стараясь теперь не оглядываться и не смотреть по сторонам, хотя отовсюду слышится шлепанье собачьих лап по воде.

Теперь дорога тянется намного дольше. А потом перед глазами Яна мелькают яркие вспышки, слышатся звуки выстрелов, какой-то предсмертный хрип. Он падает, утыкаясь лицом в грязь и заботясь только о том, чтобы сохранить сумку.

«Вставай, тебе не нужно бояться, — говорит голос. — Отчего ты боишься людей? Это же просто люди. Они отстреливают бродячих собак. Встань и иди вперед…»

Ян проходит мимо спецназовцев в полном вооружении и противогазах. Солдаты не обращают на него никакого внимания: у них есть дела поважнее — убрать собачьи трупы, например.

А коридор ведет Яна дальше — чтобы упереться в темное пространство.

— Что там, что? — спрашивает Ян, оглядываясь. Ему кажется, что стоит всего лишь сделать шаг — и он пропадет, умрет навеки, растворится полностью в этой тьме.

Голос отвечает, но не сразу, как будто дает Яну время самому обо всем догадаться:

«Это — неведомое. Неведомое, которое охотится на людей… Иди — твоя цель там…»

Ян делает шаг — и просыпается в холодном поту…

С тех пор, как он оказался здесь, в О.С.Б., сон повторялся, притом — несколько раз, становясь все более и более реальным. И этот сон был с чем-то связан — с чем-то, что Ян так и не исполнил. Однако расшифровать свои кошмарные видения он был не в состоянии.