— Пошли!

Одиннадцать мужчин направились в указанном направлении, но, перейдя засыпанную гравием обочину, остановились.

— А как мы пройдем-то? Тут сапоги нужны, — сказал Сухарев.

И действительно, твердая земля закончилась — впереди расстилалась огромная, напоминающая болото лужа. Как преодолеть метров пять-семь жидкой грязи? Можно, конечно, разуться, закатать брюки… Но было холодно, и лезть в это месиво никому не хотелось.

Оперативники переглянулись.

— Да, так их не достанешь, — выразил общую мысль Росляков.

— Наши действия? — спросил Кравчук.

— Что могли, то сделали, теперь едем в кабак, — подвел итог Воскобойников.

Сивцов подошел к парню с девушкой.

— Значит, так, я пошлю сюда наряд, они всех задержат. А вы завтра с утра приходите с заявлением… Прямо ко мне. Лично!

Девушка качнула головой.

— Я заявлять не буду, — мертвым голосом сказала она. Бледное лицо было исцарапано, губы разбиты.

— Почему? — спросил начальник УР, но ответа не получил. Он неловко переступил с ноги на ногу. — Ну, раз так… Садитесь, до города довезем…

— Сами доберемся, — сказал парень откровенно враждебно.

— Ну, смотрите, — пожал плечами Сивцов. — Тогда счастливо оставаться.

— Вам бы такое счастье, — парень выругался.

— Смотри, какой борзой! — Сытников угрожающе вытаращил глаза. — Сейчас я тебя быстро на пятнадцать суток оформлю!

Опера садились в «газель». Вадим взял под руку Сытникова, отвел в сторону.

— Чего тебе? — презрительно скривил губы тот.

Вадим молча ударил его в челюсть и удачно попал — Пашка отлетел на два метра и шлепнулся в грязь.

— Я тоже пешком пойду! — сказал Самойлин.

На следующий день с Самойлиным никто не здоровался, разговоры при его появлении прекращались, вокруг сгустилась атмосфера враждебности и неприязни. После оперативки Сивцов вызвал его к себе.

— Ты Сытникову челюсть сломал, — угрюмо начал он. — За что?

— За то, что сволочь, — Вадим стоял напротив стола начальника и смотрел в сторону. Сесть ему не предложили.

— А кто это определил? — мрачно спросил начальник УР. — Ты?

— Оно само видно. И вы все это знаете.

Сивцов покачал головой.

— Но он в коллектив вписался, а ты нет. Он показатели дает, а ты — нет. На него во всем положиться можно, а на тебя — нет!

— Почему на меня положиться нельзя?! — возмутился молодой человек.

— Да потому, что не знаешь — чего от тебя ждать! Ты же себя чистеньким считаешь, а всех остальных — грязненькими! Даже Юматова, друга своего, поначалу отмазывать не хотел! А ведь такое с каждым из нас может случиться!

— Почему не хотел? Просто…

— Вот тебе и «просто»! Как с тобой работать? Вдруг что не так, и ты в УСБ побежишь или в прокуратуру!

— Я еще никого не сдавал!

— До поры до времени все не сдают. А потом, наступает момент, — один молчит, а второй пишет!

Вадим молчал и смотрел в пол.

— Может, тебе работа не нравится? — после небольшой паузы спросил Сивцов.

— Не нравится, — сказал Вадим, понимая, что сейчас переходит определенную черту, за которой хода назад уже не будет. Но останавливаться не хотел.

— Почему? — вскинул брови начальник УР. Он явно не ожидал такого ответа.

— Да потому! Я думал, тут честных людей защищают, преступников наказывают, а выходит все наоборот! Кругом чернуха, очковтирательство и обман!

Лицо Сивцова вытянулось. Он встал, обошел стол, в упор заглянул подчиненному в глаза.

— Ты думай, что говоришь! Это уже политические заявления! Раньше тебя за такие слова…

Он махнул рукой и вернулся на место.

— С таким настроением ты переаттестацию не пройдешь!

— И не надо, — твердо произнес Вадим. — Я сам напишу рапорт!

— Сам, сам… Ты молодой специалист, тебе еще рано рапорта писать!

Сивцов озабоченно почесал затылок.

— Ладно, иди, работай пока…

В четверг Шабанов заступил ответственным дежурным. День, как назло, тянулся медленно, словно выливаемый из трехлитрового баллона мед. Наконец, наступил вечер, и сотрудники стали постепенно расходиться по домам. В этом процессе была определенная последовательность. Все руководители изображали напряженную работу и ждали, когда уйдет начальник райотдела. Тогда расходились замы, потом — руководители подразделений, а потом уже — рядовые сотрудники.

Оставшись единственным представителем руководства, Шабанов спустился в дежурную часть и устроился за перегородкой с односторонним стеклом. Просмотрел журнал задержанных, сверил записи с реальным количеством сидящих в «аквариуме» людей. Потом изучил журналы регистрации происшествий и преступлений. Все было как обычно — никаких ЧП.

Вдруг резко распахнулась входная дверь, с силой ударившись о стену, так что посыпалась штукатурка. Раздались шум и брань. Двое пэпээсников затащили в дежурку армейского полковника. Тот был пьян и отчаянно вырывался.

— Быстро, отвезли меня домой, я вам приказываю! — кричал он. — Как вы смеете! Я полковник российских вооруженных сил!

— Успокойтесь, товарищ полковник, — ответил помдеж Петухов. — Сейчас во всем разберемся.

— Ты кто такой, чтобы со мной разбираться? Знаешь, что я с тобой сделаю?

Шабанов поднял голову. А это еще что за клоун? Где его только нашли? Как обычно — сначала будет строить, потом увольнять, а когда протрезвеет, начнет извиняться и предлагать материальную компенсацию.

Доставленный тем временем продолжал бушевать.

— Сержант, ты что, не видишь, что перед тобой полковник? Ты что, в армии не служил? Быстро отвез домой!

— Сейчас, позвоню министру обороны, чтобы прислал свой автомобиль.

— Ты как разговариваешь с полковником?!

— Ты не полковник, ты пьянь позорная!

— Ах так!

Полковник размахнулся и ударил старшину по щеке. Пощечина получилась несильной, потому что его качало из стороны в сторону. Зато ответный удар сбил офицера с ног. Петухов быстро подбежал, перевернул оглушенного полковника на живот, завернул руки за спину и закричал:

— Иванцов, давай быстро, неси шпагат! Сделаем «ласточку» этому идиоту. Сейчас он у нас по-другому запоет…

Вдвоем они сноровисто связали задержанного: вначале руки, потом ноги, потом ноги привязали к рукам, так что тот выгнулся дугой. Теперь полковник, в полной форме, лежал на грязном полу Центрального райотдела, среди плевков и окурков. Он стонал и ругался матом.