Когда девушка увидела всё это, у нее похолодело в душе. Она застыла, не смея пошевелиться, как будто её заморозили.

— О! Прекрасная фея. Проходите, проходите, пожалуйста.

Молодой доктор, стройный с умными карими глазами и тонкими интеллигентными пальцами, порхающими над колбасой, поднялся со своего стула и, оставив колбасу в покое, отодвинул стул так, чтобы девушка могла пройти и сесть. Он, по всей видимости, к своему полустаканчику уже приложился: глаза блестели, кончик носа и надбровные дуги трогательно покраснели.

Надю покоробило. Видение другого, похожего на этот стола с грубо порезанной колбасой и салом так и стояло перед глазами.

«Нет, эти не такие…»

Она повела плечами, как будто от холода, и, усилием воли сбросив оцепенение, собрав всё своё мужество, шагнула через порог.

— Здравствуйте. Я только поговорить хотела. С Виктором Андреевичем. Но… я лучше позже зайду.

— Нет-нет, проходите, присаживайтесь, вы ведь наверняка голодны. Меня зовут Сергей, — представился молодой доктор, — Сергей Александрович. Я лечащий врач вашего друга.

Он протянул ей внушительный бутерброд из хлеба, сыра и колбасы и спелый, готовый взорваться красным сладковатым соком помидор:

— Вот, перекусите.

— Такая вот петрушка, Надежда… м-м-м, не знаю, как вас по-батюшке, я отдежурил, — вступил в разговор коротышка Виктор Андреевич, — двое суток подряд. Домой иду. Устал. Вчера у Вениамина Игнатьевича именины были, так вот, перед тем как домой… отмечаем малёхо… вот, такая петрушка. Может, и вы с нами? — почему-то стал объяснять Наде наличие на столе водки Виктор Андреевич.

— Нет, нет, — поспешила заверить Надя, — за бутерброд спасибо. Я и забыла, что не успела поесть сегодня. Правда, и не хотелось.

— Так вы кушайте, кушайте.

— Вот ещё вареничек с капусточкой, вку-у-усный…

— Спасибо.

— Я распоряжусь, чтобы вам, пока вы тут будете находиться, приносили обед, — голубые глаза заведующего отделением были покрыты паутиной красных воспалённых сосудов — да ему просто необходимо поспать.

— А так разве можно?

— Можно. Это, конечно, не ресторан, но манную кашку или супчик гречневый варят отменно, — он устало улыбнулся, — пошёл я, ребята. А ты, Сергей Александрович, введи девушку в курс дела. Похоже, она не знает ничего. Вдруг… А! Всё равно уже… Такая вот петрушка…

— Что? Что всё равно? Ничего не всё равно! — Надя чуть не подавилась хлебом. — Кха-кха-кха! Ничего не всё равно! Вы мне только расскажите. Я пойму. Я всё-всё сделаю. Так же, как и он для меня… — запнулась, — даже лучше, — и покраснела.

— Вы доедайте. Вот ещё чай, а мы пока приберём тут. Сегодня Вениамин Игнатьевич дежурит, он тут, в ординаторской, будет, а мы с вами к Виктору Андреичу в кабинет пойдём.

Надя давилась бутербродом, обжигалась горячим чаем и уже через пять минут поднялась со стула:

— Я поела, спасибо большое. Куда идти? А то он там сам… один.

— Нам спешить некуда. Он уже там более трёх дней сам. Но раз вы готовы, пошли.

Кабинет заведующего отделением находился как раз напротив ординаторской через коридор. Совсем маленький, он казался крошечным от того, что стол, старый потертый секретер, книжная полка были заставлены и завалены книгами, папками, подшивками, одиноко валяющимися журналами. Серый от времени потолок, банальные голубые панели. На стене такой же банальный черно-белый портрет Николая Ивановича Пирогова.

Сергей Александрович не сел за стол, на место заведующего, а, примостившись на кушетке рядом с Надей, — доктор нравился ей всё больше — заговорил:

— Ваш друг, Надя, герой. Он накрыл своим телом Ивана Иваныча, чтобы спасти ему жизнь, но именно поэтому он и умер, вернее, его убили.

— Как это? Он умер потому, что Богдан Юрьевич накрыл его своим телом? Это же в него пуля попала! В него стреляли! А кто стрелял? Их нашли? Я ничего не пойму…

— Стреляли в обоих, но убили Ивана Ивановича. Хотя и Богдана вашего хотели убить. Тоже волнуюсь… Простите… Я вам сейчас всё объясню, хотя, наверное, не должен всего рассказывать. Но, с другой стороны, мне кажется, что должен… В общем, слушайте. Если этот молодой человек ваш друг, а я так понимаю, он ваш друг, — врач, только взглянув мимолётом на Надю, продолжал: — то, наверное, вам надо всё знать. Ван Ваныч и Богдан расследовали дело об убийстве жены заместителя председателя райисполкома. Я так понял, что в организации убийства они подозревали самого председателя. Вы, наверное, знаете, что он был тестем вашего молодого человека?

— Знаю, — еле слышно пропищала Надя.

— Так вот, теперь уже никто ничего доказать не может. Председателя райисполкома перевели управлять в другой район или в другую область, по-моему, даже в другую страну, то ли в Молдавию, то ли в Латвию, но это и неважно, страна большая. Туда же он увёз свою семью, жену и дочь, бывшую жену вашего… друга. Председательскую дочь с молодым следователем развели быстро в одностороннем порядке, все-таки власть. Так что его, если он очнётся, ожидает это известие. Уж не знаю, понравится оно ему или нет. Вам, как я понимаю, это известие должно понравиться, не так ли?

— Что же может тут понравиться? Что может быть хорошего в том, что женщина, на которой ты был женат, которую любил и в которую верил, предала тебя в самый трудный момент твоей жизни? Это же ужасно, когда ты женился, потому что любил и надеялся создать крепкую семью, вырастить детей, а вот проснулся и узнаёшь, что с тобой не только развелись без твоего ведома, а ещё и бросили умирающего без помощи, без поддержки, без любви. Как же такое может понравиться? Как же я могу желать такое моему другу?

Её твёрдый голос и открытый взгляд повергли молодого медика в смущение.

— М-да, вы правы, пожалуй, — пролепетал он, — но, с другой стороны, он теперь свободный.

— Свободный от чего? От счастья? От любви? От жизни?

— Хм, какой странный у вас подход к ситуации…

— Ничего не странный… просто я… много думала об этом… А заместитель председателя, ну тот, у которого жену убили, он что, не хочет убийцу найти?

— Его тоже перевели. С повышением. Дали новую должность. В Казахстане, по-моему, точно не знаю. Замяли, короче, дело. Но перед тем как все уехали, какие-то отморозки в милицейской форме избили Иван Ивановича. Богдан Юрьевич как раз шёл к нему, кинулся помогать… В него стреляли. Один раз, когда он бежал, грудина остановила и увела пулю вправо — издалека, наверное, стреляли. Второй раз — когда он на старого Котило упал. Выстрелили в упор. Пуля прошла навылет слева через живот и угодила прямиком в сердце Ван Ваныча. Богдана мы подлатали, правое лёгкое и кишечник слева. Он потерял много крови, но, если честно, я не понимаю, почему он не приходит в себя.

— А Иван Иванович? Его что, получается, убили из-за Богдана? Потому что он хотел спасти? Если бы он не упал на него, то пуля прошла бы навылет через Ивана Ивановича, и он мог быть остаться жив? Что же теперь будет? — глаза Нади наполнились слезами.