Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Надя. Всё совсем не так. Да, Иван Иванович умер от пули, но он бы всё рано умер. Когда ваш друг нашёл его, на Котило живого места не было. Его били долго, сильно и грамотно. Практически отбили все внутренние жизненно важные органы. Мы вряд ли смогли бы что-то сделать с такими травмами. Так что, можно сказать, что ваш друг помог ему, спас он невыносимой боли. А потом, пуля всё равно попала в сердце… Те двое пришли убить следователей и все равно бы их убили.
— Богдан вряд ли сможет это правильно понять. Пожалуйста, не говорите ему об этом, ладно?
— Я не скажу, только он все равно узнает. Сам, если… когда очнётся. Их соседка нашла, Лариса Ивановна. Если б не она, то никого бы не было уже…
— Так, значит, за ним никто не ухаживал… — вслух размышляла Надя, — так у него же дядя… брат врач, почему же ему не сообщили…
— Что, и дядя, и брат?
— Нет, дядя, но он, как брат, — улыбнулась, — просто они росли вместе у Костиной мамы, у Богданчика мамы нету, а Костя — мамин брат… ну, да это неважно. Ему надо позвонить. Может, он приедет? Он разбудит Богдана. И заберёт к себе? Он меня спас…
— Ой, запутали вы меня, Надежда батьковна. Насчёт того, чтобы забрать? Вряд ли, не уверен, а вот позвонить, думаю, можно будет. Только завтра. Виктор Андреевич придет, сам позвонит. Без него нельзя.
— Хорошо. Тогда… можно я его побрею?
— Побреете?
— Да. Я его никогда не видела таким… с бородой, — Надя прикрыла рот рукой и захихикала, — он на пирата похож. Подскажите, где можно бритву купить, помазок, мыло и… что там нужно ещё?
Медик уставился на Надю.
«Да, что ж это он, дурак, на Ольге женился, если такая девушка рядом была? Хотя мы, мужики, да… чёрт нас поймёшь, когда мы жён себе выбираем. Видимо, точно чёрт мозги выносит», — подумал он и, усмехнувшись, спросил:
— А вы умеете?
— Да… то есть никогда не пробовала, но думаю, что смогу.
— Я вам свой станок дам, не надо покупать. У нас у всех врачей авральный набор есть, мало ли что. Вот с «твоим» тоже пришлось две ночи подряд дежурить. Пошли.
Следуя за молодым врачом по пятам, Надя думала: «Какие же они все хорошие. Колбасу тоже кусками режут и водку пьют. Только те насилуют и убивают, а эти помогают людям, спасают их и лечат. Как бы я хотела быть такой, как они».
Получив во временное пользование станок для бритья и устную инструкцию по его использованию, Надя клятвенно пообещала доктору вернуть его чистым, в целости и сохранности. Она направилась к Богдану, чтобы привести задуманное в исполнение и удивилась, увидев ещё издалека, что дверь в палату открыта.
«Умер?» — охнуло. Побежала. Влетела. И… замерла.
Богдан лежал с открытыми глазами, возле него стояли дежурный врач Вениамин Игнатьевич и уже знакомая не очень разговорчивая медсестра.
— Богдан! Богданчик… — голос дрожал, скрипел, прерывался.
— Ну вот, видишь, черненькая, а ты всё: блондинка, блондинка… — утвердительно указала на Надю копающаяся в шприцах и ампулах медсестра.
— На-адя… — шёпотом, с усилием выдохнул, почти улыбнулся.
«Прозевала!»
Машинально поставив на тумбочку и даже не заметив этого стакан со станком и помазком для бритья, Надя подлетела к Богдану и схватила его за руку, из вены которой только что вытащили иглу от капельницы.
— Я, конечно же, я. А кто же ещё? Ты же помнишь, как ты со мной возился… как с маленькой, — она шептала, прерываясь и сглатывая. Горло сдавил спазм радости и обиды — она не была первой, кого увидел Богдан, придя в себя.
«Правду говорила Наташа ещё давным-давно: не всё в жизни получается так, как хочется… Иногда обстоятельства руководят нами. И надо уметь их принимать такими, как есть. Как там она говорила: «Дай силы бороться с тем, что возможно изменить, дай терпение принять то, с чем бороться бесполезно, и дай ума отличить одно от другого», — вспомнила Надя. А сейчас главное не то, кого он увидел, а что он вообще кого-то увидел. Он живой, он пришёл в себя, не об этом ли я просила? Не этого ли хотела? Какое счастье!»
— Какое счастье, Богдаш, что ты проснулся, какое счастье! Доктор, теперь с ним всё будет в порядке? — обратилась она к стоящим бок о бок и обсуждающим новые назначения для больного врачам.
— Богдан Юрьевич, вам повезло с ангелом-хранителем, — улыбнулся Сергей Александрович, — не успела она приехать, как всё встало на свои места. Да, Надя, теперь всё должно быть хорошо. Нужен только уход и покой, и через пару недель ваш друг будет как новенький. Сергей Александрович, — представился он, — ваш лечащий врач.
— Богдан… — шёпотом, почти не слышно, — Ван Ваныч… Как?
— Наденька, вы выйдите пока в коридорчик, нам надо с молодым человеком поработать, — Вениамин Игнатьевич взял бразды правления в свои руки. — Сережа, вызови лабораторию и кардиолога. Ничего, что поздно, есть дежурный. Иди, звони…
Молодой доктор быстрым радостным шагом двинулся в ординаторскую выполнять поручение.
«Живой! Живой! Живой!»
Девушка металась с одного конца коридора к другому. Из дверей повысовывались ходячие больные и те относительно здоровые, кто пришёл проведать больных. Надя даже не заметила, когда они начали хлопать, но очнулась от звука, который ранее слышала только в театре. Коридор аплодировал. Стоя. Кому, врачам? Ему? Ей? Неважно. Ей было понятно одно: Богдан жив, и все эти люди радуются вместе с ней. Голова у неё закружилась, и если бы её не подхватил один из посетителей, то упала бы на пол. Но посетитель поддержал её и, взяв на руки, аккуратно опустил тело на кушетку, что стояла в коридоре.
Она оглянулась вокруг. Увидела красивую девушку, лежащую на кушетке. Худощавое, совсем не идеальной формы, но милое лицо. Спокойное. Одухотворённое. Оформившееся тело. Высокая грудь, тонкая талия, длинные сильные ноги.
«Хороша! А это что? Ох, да это же я!» — в отражении никеля операционных ламп, которые вывезли в коридор для уборки, Душа увидела голубую, с легким оттенком сиреневого тень. Немного зелёного и жёлтого. И совсем мало красного и серого. Совсем, совсем немного…
Ах, как славненько! И она, развернувшись, опустилась на тело девушки. Никто этого не заметил, даже сама Надя.
Девушка открыла глаза.
— Богдан, — произнесла.
И все опять зааплодировали.
Невозможно передать словами тот ужас, который зазвенел в голове Константина, когда ему сообщили, что Богдан ранен, ту радость, когда узнал, что он жив, и ту гордость, когда подтвердили, что он — герой. Ещё тяжелее представить коктейль чувств, намешанный этой информацией. Но все эти чувства выплеснулись наружу в одном коротком: