Резерв Ставки, штаб Юго-Западного фронта,

18 мая 1942 года

В Миллерово навалились сильнее, чем Клейст на переправе. Больше всех – Хрущев. Но я его подленькую натуру знал слишком хорошо, поэтому полностью блокировал попытки более эмоционального Василия что-либо сказать, кроме:

– Я – Резерв Ставки, и выполняю приказы Ставки. Вы пропустили передислокацию 1-й танковой армии, а мои разведчики определили место будущего прорыва. Есть записка старшего лейтенанта Покрышкина, который определил количество оставшихся танков и самоходок в Яме: около двухсот штук. Вся армия здесь. Прорыв ликвидирован, восемьдесят три единицы подбитой техники, большая часть которых – новые «арт-штурмы» с длинноствольной 75-мм пушкой и дополнительной броней 30 мм в лобовой части корпуса. Суммарно – 80 мм лоб. Одну из подбитых машин обстреляли из 45-мм противотанкового орудия, без какого-либо результата, и из танковой пушки ф-34 удалось пробить самоходку на дистанции 300 метров снарядом БР-350А. Танк Т-34, трофейный, обстреляли из новой немецкой пушки. Она его в лоб берет на дистанции до 1500 метров. Так что сегодня к вечеру части 6-й и 57-й армий были бы окружены или отрезаны от баз снабжения.

– Ты понимаешь, что ты говоришь, сопляк?

– Отлично понимаю, товарищ маршал. Пример Крымского фронта просто стоит перед глазами.

– Арестовать!

– За что, товарищ маршал? За то, что твою задницу прикрыл? – Это, конечно, не по уставу, но делать было нечего. Требуется обоснование, в чем мы нарушили устав или приказание.

– За отказ преследовать противника майора Челышева – арестовать!

– Имею приказ Ставки контролировать район переправы, а бросать полк в наступление против армии – это интересно, в какой академии вас такому учили, товарищ маршал?

С Василия уже сняли портупею, когда прозвучал звоночек, звук которого заставил Хрущева стать белее простыни. Но нас подталкивали в спину и в плечо, не давая возможности услышать происходящее. Из приемной вывести не успели, потребовали вернуться в кабинет командующего. Протягивают ВЧ.

– Здесь Черехинский, слушаю.

Суховатый голос Сталина:

– Что предпринимает противник?

– Весь день активно использовал авиацию, действовать приходилось только стрелковыми подразделениями. За весь день видели три советских самолета. Возможности преследовать противника не имею. С наступлением сумерек переправил на плацдарм две роты третьего батальона поддержать атаку 9-й армии на Славянск, товарищ Иванов.

– Славянск взят, молодцы. Куда пойдет Клейст?

– Скорее всего, ночью отойдет к Макеевке, там погрузится или совершит марш влево, в Красноармейский, оттуда на линию Лозовая – Барвенково. Но разведка не ведется, это – предположение. Если убедимся, что противник ушел, то понадобится переместиться за Изюм, к Протопоповке. Но требуется новый командир дивизии, я – арестован.

– Я – в курсе, трубочку передайте тому, кто арестовал.

– Вас! – И я дал возможность Василию улыбнуться самым ехидным образом.

Что и какими словами говорил Сталин – не знаю, Тимошенко резистор подвернул, чтобы никто ничего не слышал. Но с первых же секунд замахал свободной рукой, требуя, чтобы «комендачи» удалились, без нас. Василий показал рукой на свою портупею, ему ее вернули. Подпоясался, оправил комбинезон. Тут Тимошенко передал ему второй наушник и после этого сказал Сталину, что Черехинский на связи.

– Приказываю организовать воздушную и наземную разведку на участке фронта, задействовать имеющуюся агентурную сеть. Полковнику Челышеву предусмотреть возможность переброски сюда всей дивизии.

Василий тут же попросил трубку, довольно громко, чтобы Сталин услышал.

– Что хочет сказать Черехинский? – Тимошенко вынужден был передать трубку, а сам взял наушник.

– Допрос пленного показал, что основной удар готовится не отсюда. Его должна наносить ударная группа Вейхса, шесть танковых и 17 пехотных дивизий севернее Харькова, на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов.

– Насколько достоверна эта информация?

– Не знаю, но здесь немецких танков только двести. Где-то рядом должны быть еще. У меня до сих пор нет ВЧ, из-за этого задерживается доставка сообщений вам. Их приходится передавать четырежды.

– Что предлагаете на этом участке?

– Я начал переброску сюда своих зенитчиков, пока этого достаточно. Активизирую работу своей разведки на правом фланге.

– Действуйте. Вам будет передана разведывательная и связная эскадрилья. Связь наладить к утру. Что касается подчинения, Семен, дивизия подчиняется лично мне. И Никите, и Гурову скажи об этом. Продолжайте наступать на Харьков. Предупредите Рябышева, пусть направо посматривает. Двадцатую в ваш адрес направили. Пока придержи. Действовать – аккуратно!

– Есть, – ответил за обоих Василий, и пока передавал трубку Тимошенко, на другой стороне ее повесили.

Немая сцена, только Харитонов слегка улыбается. К нему сразу же пристали:

– Че ты лыбишься, Федор Михалыч? Веселиться нечему! Прислали сосунка контролировать, и тронуть его не смей.

– Да не сосунок он. Говорит, что отступал один-единственный раз, когда его пехота бросила. К нему претензий нет. Бой у переправы он выиграл, вчистую. У самого Клейста.

– Нет у меня авиации! Вся под Харьковом!

– Я знаю, что нету, но требуется. Наступать будут уже не в моем секторе.

– Твой, не твой, какая разница? Чем обеспечить воздушную разведку?

– А я что, сказал, что у меня что-то есть? У меня два полка по 10–12 самолетов, 40-й и 170-й ИАПы. Сегодня побираться пришлось: с переформировки у Белюханова звено разведчиков выпрашивать.

– У кого?

– Да здесь, в Миллерово, 20-я САД переформировывается, у Иванова, из 16-го гвардейского, Покрышкина выпросил на новых «яках». Они в 216-ю переходят.

– Это уже ближе к теме! Ну-ка, соедините меня с Шевченко!.. Илларионыч! И тебе не хворать! Твои сегодня летали у Ямы?.. Вот и повесь на них: найти армию Клейста. Пол?.. Ну и что, что на переучке, не …! Живо организуй! На контроле Ставки! Точку сброса донесений я укажу. Нет, сюда возить не надо, там Резерв из Москвы действует, вот пусть и отдувается. Для него сведения. Бывай!

Он повесил трубку, отдышался, придерживая рукой область сердца.

– Так ведь до разрыва сердца доведут, стервецы! – проговорил командарм и сделал какой-то жест рукой, который понял только его адъютант, быстро принесший стакан прозрачной жидкости, накрытый бутербродом с салом.

Назад летели тем же бортом в Новоселовку. Шли на высоте метров пятьдесят или чуточку ниже, так же, как и туда летели. Самолетик, С-2, санитар, переделанный в штабной, вооружения не имел, а немцы в этот период активно использовали ночные истребители на этом участке фронта, стремясь сорвать перегруппировку войск и проведение разведки в ночное время. В Новосёловке командарм спросил Василия: